Зия Самади - Избранное. Том 1
На лишенных растительности, словно опаленная баранья голова, склонах выросли ряды белых палаток — будто среди пустынного пейзажа возник жилой квартал — махалля. Вмиг навесили котлы, разожгли костры.
Особенной белизной выделялась среди прочих большая палатка. Еще с цинхайских краев служила она Ма Чжунину во всех походах — и спальней в бесприютных степях, и залом для совещаний. Сейчас в ней стоял посередине походный стол, а на нем распласталась карта Кашгарского округа. При свете подвесной лампы Ма Чжунин склонился над картой. Несмотря на усталость от сделанных без передышки нескольких переходов, «мальчик-командующий» выглядел по-обычному напряженно-суровым.
Разгневанный тем, что его предложение о союзе с Восточнотуркестанской республикой отвергнуто, Га-сылин решился на «ожесточенное наступление». Он не винил Сабита-дамоллу. Он понимал, что главное препятствие к объединению — в Ходжаниязе, и горел к нему ненавистью. «Я помочусь на это соломенное брюхо!» — поклялся Ма Чжунин. Сейчас, у карты, он пытался представить, как нанесет решающий удар Ходжаниязу. «Не вылезать мне из дерьма, если не осрамлю его!» — скрипнул зубами Га-сылин.
— Ма Хусян просит разрешения войти, — сообщил с порога палатки адъютант.
— Пусть войдет! — ответил Га-сылин, не поднимая головы от карты.
Ма Хусян, войдя, замер. Он не посмел отвлечь внимание занятого картой Га-сылина. Командующий слышал, что Ма Хусян вошел и сопит, как корова, однако поднял голову не прежде, чем сделал на карте какие-то пометки:
— Новости есть?
— «Языка» привели.
— А? — вскрикнул Га-сылин, и Ма Хусян не разобрал, испугался командующий или обрадовался.
— С вражеской стороны привели «языка», — повторил он.
— Допросили? Что он сказал?
— Ходжанияз решил преградить нам путь…
— Ну, соломенное брюхо, мы тебя потрясем! Это нам на пользу. — Га-сылин ласково похлопал Ма Хусяна по плечу и, прикусив кончик указательного пальца, словно замышляя что-то, принялся ходить вдоль стен палатки. — Где же войска соломенного брюха? — Га-сылин остановился перед Ма Хусяном и посмотрел ему в глаза.
— Основные силы Ходжанияза в Аргу и Астин-Артуше.
— Подожди! — Га-сылин снова уткнулся в карту. Он нашел Аргу и вонзил в это место палец, как шило. — Вот здесь я нанесу соломенному брюху сокрушительный удар!
Офицеры, отдыхавшие по соседству, вздрогнули от пронзительного возгласа Га-сылина.
2Если Ма Чжунин никогда не расставался с военной палаткой, то Ходжанияз взял в обычай возить с собой в походах кучарскую ханум. Однако сегодня спавшего в укромном местечке Гази-ходжу пришлось разбудить, конный, нарочный привез перед рассветом важные сведения от передового отряда.
— Кто? — спросил Ходжанияз, не поднимая головы с пуховой подушки.
— Га-сылин приблизился…
— Эй! Что ты мелешь, — мям-мям! — Ходжанияз сам не заметил, как вскочил с постели при одном лишь имени Га-сылина.
Гази-ходжа занимал дом одного из артушеких баев, где в гостиной устроили приемную. Пока Ходжанияз одевался, Сопахун зажег в приемной свечу и ждал наготове.
— Приблизился, говоришь, этот ломода? — Ходжанияз называл Ма Чжунина своим презрительным словечком «ломода» — пройдоха. Вопрос был задан с порога. Сопахун услышал, как дрогнул голос хаджи-ата.
— Остановился у Маралбаши. А отряды разведчиков замечены совсем близко. — Сопахун и сам отвечал растерянно.
— Ох, ломода… — Ходжанияз ухватил в горсть бороду, будто собирался оторвать ее. Он долго молчал. Наконец поднял голову, посмотрел на Сопахуна и вяло приказал: — Полковник Амат пусть продвигается вперед! Мы тронемся за ним.
Он не поинтересовался ни картой, ни сведениями, добытыми разведчиками с передовой линии.
Сопахун, оценивший серьезность положения, не удовлетворился сделанным спросонок приказанием. По его мнению, следовало созвать на совет военачальников. Потому что первоначально было намечено занять Маралбаши, этот «мост» на середине дороги Кашгар — Аксу, раньше Ма Чжунина и таким образом овладеть выгодными военно-стратегическими позициями. Однако Ма Чжунин опередил Ходжанияза, и теперь надо было сообща подумать и обсудить, как защититься от Ма Чжунина, где принять бой и как заставить отступить. Вместо всего этого сказано лишь: «Полковник Амат пусть продвигается вперед…» К какому приведет это исходу?
— Иди, пусть выполняют, что я сказал! — разозлился Ходжанияз на Сопахуна, который все еще медлил, не уходил из приемной.
— А другого совета у вас не будет?
— Какого еще совета?
— С военачальниками…
— Будет! Завтра в дороге посоветуемся.
— Слушаюсь. — Сопахуну ничего не оставалось, как выйти.
3Хотанцы только формально, для вида, были объединены с кашгарскими властями, а на деле сохраняли свое особое положение. Если бы не предприимчивость Маматимина Бугры, не было бы и такого «единства». Надежды на отдельное хотанское падишахство еще теплились. Шамансур не смог противостоять напору Бугры и принужден был согласиться передать военные силы в распоряжение Исламской республики. Однако сам во главе трех тысяч солдат оставался в Яркенде. Шамансура дважды приглашали в Кашгар, чтобы поставить под общее командование три отдельные армии Восточнотуркестанской республики: пришедших с севера солдат Ходжанияза, местных кашгарских солдат Оразбека и хотанское войско. Шамансур не одобрял такое намерение и, прикрываясь всякими отговорками, тянул с приездом в Кашгар. А близким из своего окружения говорил: «Нет такого Шамансура, чтобы был под Оразбеком…»
Бугра, осведомленный о надвигавшейся с севера угрозе, в особенности о приготовлениях крупных военных сил Шэн Шицая к наступлению на юг, на Алтышар, считал преступным отсиживаться в тихом Хотане. Он беспокоился, что в нынешней напряженной обстановке своевольный Шамансур откажется выполнять распоряжения Ходжанияза. Поэтому, оставив хотанские дела на попечение Нияза-алама, Бугра поспешил в Яркенд.
В тот же день в Яркенд прибыл и Заман. Бугра И Шамансур приняли его вместе. Бугра с большим вниманием прочитал послание Сабита и, прежде чем ответить, передал Шамансуру, Шамансур, скользнув глазами по строкам письма, посмотрел на Замана так, будто тот один был во всем виноват.
— Значит, на меня взвалили обязанность выгнать Ма Цзыхуэя, залегшего, как медведь в берлоге? — со злостью спросил Шамансур. Он готов был разорвать послание в клочки и, только побаиваясь Бугры, не сделал этого, положил письмо на край стола.
