Сьюзен Виггз - Голос сердца
Камерон чувствовал себя так, будто ему удалось взлететь. Он проехал по парковке, пересекая разметку в форме елочки. Добираясь до угла, Камерон ловко поворачивал. Он быстро почувствовал, когда нужно крутить руль и под каким углом выполнять поворот. Объехав парковку три раза, Камерон был уже так уверен в себе, что включил радио. «Аэросмит», отлично. Еще несколько раз по кругу, и вот он уже опустил стекло и выставил наружу локоть, как опытный водитель.
Наконец Камерон оказался у выезда. Члены семьи наверняка устали после многотрудного дня. Он подумал, что они обрадуются возможности вернуться домой на машине, хотя до гольф–клуба было всего несколько кварталов.
Камерон ехал медленнее положенной скорости по жилым кварталам в направлении «Королевских дубов», но это не имело значения. За ним никого не было.
Свернув на стоянку клуба, он решил держаться у края, где посвободней. Барбекю было в самом разгаре. До него доносился запах жареного мяса, и он слышал музыку в стиле кантри из динамиков.
Грузовик, доставлявший еду, был припаркован у главного здания, и работники в белых куртках ходили взад–вперед по стоянке. Девушка, немного похожая на Бекки, толкала перед собой большущий мусорный ящик на колесах, направляясь к контейнерам для отходов.
Засмотревшись на нее, Камерон на долю секунды выпустил стоянку из поля зрения. Когда он снова посмотрел вперед, второй ящик с мусором появился из–за грузовика с продуктами.
Хотя он ехал со скоростью улитки, столкновение походило на взрыв бомбы. Содержимое контейнера: использованная одноразовая посуда, кукурузные кочерыжки, остатки соуса барбекю, смятые салфетки, недоеденные хот–доги, окурки и кетчуп — все оказалось у него на капоте. Шлепок какого–то соуса — похоже, коул–слоу — размазался по ветровому стеклу.
Каким–то чудом Камерону удалось поставить передачу в положение «стоянка» и заглушить мотор. Он выскочил из кабины и обежал фургон.
— Никто не пострадал? — спрашивал он. Паника вернулась и полностью овладела им.
Белая куртка работника с вышитым на ней именем Рой была залита красным соусом. Рой злобно уставился на Камерона. Работник, весивший добрых сто килограммов, был обрит наголо, а по его брюкам текла горчица.
— Нет, придурок, — ответил Рой, — но тебе придется платить за химчистку.
— Конечно, — сказал Камерон. — Боже, простите меня. Я не заметил вас. Он не знал, куда броситься, что делать. Вокруг начинала собираться толпа. Люди показывали на него пальцами и что–то обсуждали.
Супер!
К толпе подошли репортер и фотограф. Репортер начал задавать вопросы.
— Кто–нибудь ранен? Чей это фургон? — Он повернулся к Рою. — Сэр, вы видели, что произошло?
Рой мотнул головой в сторону Камерона.
— Придурок не смотрел, куда ведет эту чертову штуку.
Объектив камеры и репортер одновременно повернулись к Камерону. Ему не то чтобы захотелось умереть, но, если бы сейчас в него ударила молния, он счел бы это спасением. Однако спасения не было. Камерон понял это, увидев, как сквозь толпу к нему пробирается дядя.
«Ну вот и все», — подумал Камерон. Они с дядей отлично ладили, лучше, чем когда–либо с отцом. Теперь этому пришел конец. Он оказался безнадежным неудачником, именно таким, каким считал его отец, и теперь Шон тоже будет так думать.
— Ни дня без строчки, Донни? — обратился Шон к репортеру.
— Вы знаете этого человека? — не ответив, осведомился Донни.
— Дай–ка мне минутку, — сказал Шон, подходя к Камерону. — Привет.
Ох! Камерон переминался с ноги на ногу, ожидая, когда разразится буря.
— Привет.
— Значит, это ты был за рулем?
Камерон придумывал сотни оправданий, но ему удалось вымолвить только одно:
— Да.
— Не отгонишь ли ее немного назад, чтобы тут можно было убрать?
«Господи, ведь они все будут смотреть на меня!»
— Да, — сказал он, надеясь, что ему это удастся.
Шон бросил взгляд на лобовое стекло, по которому медленно стекал соус. Его лицо окаменело, губы были поджаты, глаза сверкали. Камерон никогда не видел дядю таким разъяренным.
— А ты знаешь, как включать дворники? — спросил Шон. Его голос был таким же напряженным, как и лицо.
— Кажется, да. — Во рту у Камерона пересохло. Потом он заметил, что дядя так напряжен вовсе не от ярости. Его распирал смех. Он умирал со смеху.
Не выдержав, Шон разразился хохотом и с трудом выдавил:
— Тогда перед тем как ехать, включи их.
Лили приятно удивило, что Ред Корлисс взялся уладить эту историю «фургон против мусорного ящика», отправив Камерона на ближайшую мойку. После этого все они собрались у Реда в отеле, поскольку он пригласил их искупаться в бассейне.
Отель «Колниал», большой и элегантный, располагался поблизости от поля для гольфа, и большинство ведущих игроков поселилось именно там. Двое швейцаров в красных шляпах и куртках открыли перед ними двери в фойе из мрамора и латуни. В центре находилась ротонда с витражами на потолке и копией статуи Христа под покрывалом Саммартино. Лили остановилась, рассматривая ее.
Это произведение искусства она надеялась увидеть этим летом в Италии — скульптуру, при виде которой, как говорили, у людей наворачивались слезы на глаза.
Лили чуть не заплакала, даже глядя на копию, установленную на громадном пьедестале из полированного мрамора. Изображение страдающего Христа глубоко тронуло ее душу, и она перевела взгляд на Чарли, Камерона и Шона, желая понять, какое впечатление статуя произвела на них. Камерон засмотрелся на двух длинноволосых девочек–подростков в коротких юбочках и облегающих майках, а Чарли учила Эшли играть в классики на мраморном полу с черно–белым шахматным узором. Шон и Ред, беседуя, ушли вперед. Лили так не хватало Кристел, что у нее перехватило дыхание. Она не знала, правильно ли ведет себя с этой семьей, расколовшейся на части. Иногда ей казалось, что у нее все получается правильно. Камерон наконец–то сел за руль, каковы бы ни были результаты. И все–таки порой Лили чувствовала себя такой же растерянной, как Чарли, когда та впервые проснулась утром и поняла, что мама, которая снилась ей ночью, отныне только так и будет приходить к ней — во сне.
— Лили! — Чарли взяла ее за руку. — Посмотри, какой бассейн!
Бассейн находился за стеклянными дверями, в конце галереи с колоннами. Это был сияющий бирюзовый восьмиугольник с моделью фонтана Треви и большой витой лестницей, ведущей к мелкому его краю. Лили он показался наглядным образцом кричащей роскоши.
