Джин Юинг - Иллюзия
Ощущения были такими острыми, что ему хотелось кричать. Найджел застонал, обезумев от желания, и вошел в нее. Его плоть охватило жаркое пламя. Огненный влажный шелк. Он двигался внутри ее, слепо повинуясь непреодолимой потребности своего тела, беспомощный, как волны, ласкающие пески вечности. Вечность. Экстаз.
Она двигалась вместе с ним, приподнимая бедра ему навстречу, поглощая его, как песок поглощает морские волны. Ногти Фрэнсис царапали его кожу, ее соски терлись о его грудь. Бесконечная сладкая пытка, высшая ступень наслаждения. Наконец, безумие Найджела достигло наивысшей точки, подводя его к разрядке.
Экстаз.
Он закрыл глаза и, откинув голову назад, еще глубже погрузился в нее. Она была вместе с ним. Она хотела его. Они вместе окунутся в это высшее блаженство.
– Нет, нет, нет! – Ее крик был подобен свинцовой пуле, разрывающей плоть. – Я не могу! Не могу! Она отпрянула.
Но было поздно. Найджел уже не мог обуздать себя. На грани исступленного безумия он не заметил, когда потерял ее. Он не должен был потерять ее! Горячая волна экстаза затопила его. Фрэнсис застыла, вцепившись пальцами в напрягшиеся мышцы его рук, вздрагивая от мощных конвульсий, сотрясавших его тело.
Все то наслаждение, которое он давал ей, все напряжение, которое должно было взорваться оргазмом, нашло выход в слезах. Она разразилась горькими рыданиями.
– Прости меня, Найджел. Прости. Прости.
Не размыкая объятий, Найджел коснулся губами ее век, пытаясь поцелуями высушить слезы.
– Фрэнсис, милая, не плачь! Пожалуйста, прошу тебя, не плачь!
Рыдания сотрясали ее тело. Она выглядела такой опустошенной и беззащитной.
Сердце его готово было разорваться.
Он отстранился, не зная, как успокоить ее. Но Фрэнсис повернулась к нему и уткнулась головой в его плечо. Он нерешительно обнял ее и стал гладить ее волосы.
– Что случилось? – спросил он.
– Я не знаю. – В ее потемневших глазах читалась мука. – Не знаю. Когда ты двигался внутри меня, мне хотелось отдать тебе свою душу – таким сильным было наслаждение. Оно все усиливалось и усиливалось, и мне стало казаться, что я сейчас умру. А потом – о Боже! – я как будто онемела. Я больше не чувствовала тебя. Наслаждение исчезло, остался только страх смерти и пустота.
– Фрэнсис, – он силился найти нужные слова, – оргазм еще называют маленькой смертью. Но ты не умрешь, любовь моя. Тут нечего бояться. И в том, что случилось, моя вина.
– Нет, ты ни в чем не виноват, – возразила она. – Я не могу быть твоей любовницей, Найджел. Я не вынесу этого. Я не хочу…
Она отвернулась от него и прижала к груди разбросанные шелковые одежды.
– Прости меня! Прости! Что подумали бы обо мне теперь в гареме?
Нежные линии ее плеча и спины были невыразимо прекрасны: хрупкое женское тело и белоснежная кожа. Он сел, чувствуя, как желание вновь просыпается в нем, и ненавидя себя за эту автоматическую реакцию своего тела. Он не знал, как утешить ее, но понимал, что она ищет любую возможность выбраться из пучины страданий.
– Такое иногда случается, Фрэнсис. Бог мой, один или два раза это происходило и со мной, хотя у мужчин в этом случае все несколько по-другому – они вообще ничего не могут.
Она вытерла глаза и храбро улыбнулась.
– А разве мужчины не всегда могут? Ты уже… Он проследил за ее взглядом и усмехнулся:
– Если мы не будем обращать на него внимания, все пройдет. Она улыбнулась ему в ответ.
– В Индии ему поклоняются. Люди приносят в храм цветы и молоко, чтобы украсить священный фаллос, воплощение Шивы.
– Поклоняются? – едва не рассмеялся он. – Это всего лишь мое тело.
Она игриво провела пальцем по его возбужденной плоти. В ответ по его телу пробежала волна наслаждения.
– Кожа такая бархатистая, как нос у лошади. Он приглушенно рассмеялся.
– Фрэнсис! Если ты не прекратишь, я не отвечаю за последствия.
Она убрала руку. Голос ее звучал с обманчивой непринужденностью.
– Это же воплощение силы, не так ли? Силы Шивы. Силы созидания. Как будто у него собственный разум, направленный на завоевание. И что-то внутри меня должно было откликнуться на эту силу.
Их разделяло так много, что он не знал, с чего начать. И надо всем витал призрак завтрашнего дня. Мужчина, занимаясь любовью, может забыть о том, что рушатся небеса. Но теперь эта мысль не давала ему покоя: завтра он может умереть. Он не имеет права давать ей никаких обещаний. Он даже не уверен, что будет способен защитить ее. Он не знал, как исправить то, что произошло. Как он мог быть настолько самонадеянным и думать, что она в безумии страсти забудет о прошлом и будущем.
Найджел лихорадочно искал нужные слова.
– Любовь – это искусство, которому нужно учиться, Фрэнсис, и познавать его не из книг и картин. Здесь главное – чувство. А ты что думала? Что, будучи девственницей, в первый же раз достигнешь оргазма? Или даже во второй или в третий раз? Некоторым женщинам требуется много времени, чтобы научиться этому. Почему ты думаешь, что у тебя все получится сразу?
Фрэнсис встала. Ее ноги белели в сумерках.
– Увы, вероятно, я рождена под другой звездой. Я была уверена, что тех картинок в гареме будет достаточно для любого. Но, несмотря на усвоенные уроки, я оказалась неспособной ученицей.
– Ну, не знаю, – сказал он. – А что это была за ерунда насчет деревьев?
– Это разновидности объятий. – Фрэнсис завернулась в накидку. Он видел, что девушка все еще пытается спрятаться от него. – Когда женщина ставит ногу на ногу мужчины, а другой ногой обнимает его, при этом вздыхая и воркуя, это называется карабкаться на дерево. – Она завязала пояс. – А если женщина обвивается вокруг мужчины, как лиана, и издает звуки: «сат, сат», – это называется джатавештитака, объятие лианы.
Их глаза встретились. Внезапно до нее дошло, как нелепо все это звучит по-английски.
– Правда? – сухо переспросил он. – Сат, сат?
Она расхохоталась. Согнувшись пополам и придерживая пальцами свою накидку, она задыхалась от смеха.
– Каждому движению должен соответствовать определенный звук, – выдохнула она. – Восемь разновидностей крика. Но я забыла! Я вздыхала, но забыла, что нужно ворковать!
Он специально смешил ее, разыгрывая удивление.
– Ты должна думать о подходящих звуках?
Хватая ртом воздух, она в промежутках между фразами сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять неожиданную вспышку веселья.
– Но еще говорят… что страсть ломает все правила… это стихия… непредсказуемая, как сны. Ее сравнивают… с лошадью.
– О Боже! – в отчаянии воскликнул он. – Кто же, черт побери, из нас лошадь? А кто наездник?
– Нет, нет. Само действие – оно как лошадь, несущаяся вскачь, не разбирая препятствий. У тебя ведь примерно такие ощущения, правда?
