Алиса Уэллес - Цветок Дракона
Наконец они нагнали несколько лодок. Дженсон сжал кулаки и затаил дыхание. Прошла, казалось, вечность, прежде чем он с шумом выдохнул. Сарины не было ни в одной из них. Они миновали третью и четвертую – и снова неудача. Его сердце замерло. Неужели она погибла вместе с Шукэном? Оставались всего две лодки. Когда они приблизились к первой из них, Дженсон с трудом сдерживал панический ужас очередного разочарования.
– Сарина! – Ее имя радостным криком сорвалось с его пересохших губ.
Она была там – одинокий золотой комочек, скорчившийся на дне лодки, которая быстро двигалась к берегу. Он махнул своим людям. Лодки сошлись борт о борт. Двое китайцев с ужасом смотрели на пистолет Дженсона. Уронив весла, они подняли руки над головой.
– Держитесь за борта нашей лодки! – рявкнул Дженсон по-китайски, и, торопясь исполнить его приказ, они чуть не перевернули лодку.
Пока его люди помогали удерживать оба суденышка рядом, Дженсон встал на колени и наклонился через борт к Сарине. Лодка на мгновение качнулась, но быстро выправилась, и он наконец дотянулся. Он глубоко вздохнул, а затем поднял ее на руки. Держа Сарину в объятиях, он, дрожа от усилий, медленно опустился на дно своей лодки.
– Возвращаемся на корабль! – прокричал Дженсон своим людям. – И, ради Бога, поторопитесь!
Время мести прошло. Очевидно, Во Шукэн погиб: только смерть могла заставить его отпустить Сарину. Дженсон прижался губами к ее лбу и откинул назад упавшие на лицо пряди волос.
– Ты в безопасности, моя дорогая, – пробормотал он. – Наконец-то ты в безопасности. Тебе придется побороться, Сарина, ради меня и ради нашего сына. Пожалуйста, мой ангел, я умоляю тебя, живи!
Глава 30
«Благословен будет наш Господь, потому что он услышал мои молитвы…»
Чей-то голос проник сквозь окутавший ее туман. Это был голос ее отца, читающего один из его любимых псалмов о возвращении веры тем, чья вера пошатнулась.
«Господь – моя сила и мой щит. Ему я доверяю всем сердцем и он мне поможет…»
Это была молитва, которую отец просил повторять снова и снова, когда она в детстве свалилась с лихорадкой, которая, по словам врача, могла убить ее, так же как убила ее мать.
«… поэтому мое сердце возрадовалось, и своей песней я восхваляю Его…»
Это был любимый псалом ее отца, но голос был не его. Сарина заметалась в кровати, вертя голову в тщетной попытке увидеть лицо обладателя этого голоса.
Безнадежно. Дженсон захлопнул Библию отца Сарины со сделанными им на полях пометками. Он устало потер глаза, затем потянулся, чтобы размять затекшие руки.
Что еще можно сделать, гадал он, рассеянно водя пальцем по золотым буквам, выдавленным на потертом кожаном переплете. Что еще можно сделать, чтобы вдохнуть в Сарину волю к жизни? Он прижал к груди книгу, взятую из комнаты Сарины в доме мадам Блю, с отчаянием наблюдая, как больная в забытьи мечется на узкой койке.
Прошел целый день, с тех пор как он доставил ее на борт, – день, в течение которого он ни на минуту не отходил от нее даже для того, чтобы увидеться с сыном. Он обтирал ее тело губкой и обмахивал веером, заставлял пить и читал вслух Библию, пока у него не пересохло в горле. Но ничто, казалось, не проникало сквозь глухую стену, за которой она скрылась от мира.
Должно быть, он заснул сидя в кресле, потому что, когда он открыл глаза, услышав дикий крик, было уже темно. Дженсон вскочил на ноги, и Библия полетела на пол. Он быстро зажег масляную лампу рядом с кроватью и увидел, что Сарина пытается сорвать с себя одеяло, словно оно охвачено пламенем. Откинув его, он немедленно понял причину ее состояния.
Нарыв в паху прорвался, и по ее ногам текла белесая жидкость. Дженсон перевел дух. Несмотря на сильную боль, у Сарины появился шанс выжить. Ему потребовалась вся его сила, чтобы снова уложить ее в кровать и держать, пока она не прекратила сопротивление и не затихла. На мгновение ослабив хватку, он потянулся одной рукой за тряпкой, лежащей в миске с водой на ночном столике. Но в тот момент, когда он уже поднес тряпку к телу Сарины, он передумал и положил ее обратно.
Мокнущая рана требовала каких-то более эффективных средств, чем вода. Он вспомнил несчастный случай на охоте, когда ему в бедро попала пуля. Один из его друзей удалил пулю и влил в кровоточащее отверстие половину бутылки рома. Воспоминание об этом испытании заставило его поморщиться. Он тогда потерял сознание, и причиной тому была боль, возникшая при соприкосновении рома с истерзанной плотью.
Приняв решение, Дженсон пересек каюту и, достав из шкафчика полную бутылку джина, зубами вырвал из нее пробку. К его огорчению, Сарина снова зашевелилась, пытаясь расчесать ногтями рану. Подбежав к койке, он завел ее руки за голову, навалился на нее всем телом и приподнял бутылку.
– Прости меня, дорогая, – прошептал он ей на ухо, – за боль, которую я тебе причиню, но только так у тебя есть шанс выжить. Борись, мой ангел!
Он плеснул джин ей на место прорвавшегося нарыва, и от ее ужасного крика у него на глаза навернулись слезы. Ее тело обмякло. Дженсон вылил на рану не меньше половины бутылки, прежде чем отпустил руки, поднялся и сел рядом. Отхлебнув несколько глотков джина, он поставил бутылку на пол и отошел, чтобы принести чистые полотенца. Он вытер ее тело досуха, а потом разорвал одну из своих рубашек на узкие полоски. Тщательно забинтовав рану, он прикрыл Сарину одеялом и снова сел в кресло, ожидая исхода.
Темнота. Она затерялась во мраке его глаз. Откуда-то издалека кто-то звал ее по имени. Прикрыв глаза ладонью, она посмотрела на горизонт и снова услышала зовущий ее голос. Он, казалось, шел с края леса, граничившего с эбонитовым прудом, который держал ее в плену. И пока она вглядывалась в темноту, серебряные лучи опаловой луны высветили верхушку одного из деревьев. Когда голос снова позвал ее, она побежала к этому дереву, но холодная черная вода протянула к ней свои чернильные щупальца и попыталась вернуть ее обратно.
Лунный свет падал на ветви дерева, и его зеленые листья сверкали, как маяк в ночи. Она наклонилась вперед, заставляя ноги двигаться и борясь изо всех сил, чтобы освободиться от держащих ее цепких пальцев.
Сейчас она дрожала всем телом. Капли пота выступали на ее коже и падали в холодную воду, согревая эти бездонные глубины и ослабляя силу рук, которые хотели навечно удержать ее.
Когда она оказалась почти у берега, свет благословенной луны превратил мерцающее дерево с раскинутыми в стороны ветвями в образ мужчины, который с молчаливой мольбой протягивал к ней руки. Всхлипнув, она попыталась ухватиться за протянутую им руку. Сейчас ее удерживал в воде только один иссиня-черный палец, запутавшийся в ее золотых волосах. Когда же она упала на колени, дотронувшись наконец до руки спасителя, чернильное щупальце скользнуло прочь, исчезнув под поверхностью пруда, и навсегда освободило ее.
