Патриция Райан - Сокол и огонь
Берджесс извлек лист пергамента и протянул его молодому барону.
— Вот здесь указана сумма, которую я собрал после смерти моего прежнего господина и которую я готов незамедлительно вручить вам. А ниже — сумма, которую, по моим подсчетам, принесет ваше баронство к концу сентября.
Мартина наблюдала за Торном, который внимательно изучал цифры.
— Эти деньги будут весьма кстати. Надо многое сделать в замке, — сказал он, возвращая Берджессу список. — Достаточно на сегодня, Берджесс. Благодарю вас.
Берджесс двинулся обратно по мосту, но когда Мартина повернулась, чтобы последовать за ним, Торн взял ее за руку и удержал подле себя. Он повел ее к персиковому саду, с высаженными аккуратными рядами деревцами. Сад, как, впрочем, и все остальное в баронском хозяйстве, несмотря на недавнее несчастье, содержался тщательно и с любовью.
— Итак, вы теперь очень богаты? — спросила Мартина, идя рядом с Торном по зеленому тенистому коридору между рядами персиковых деревьев.
— Нет. — Он улыбнулся и пожал ее руку. — Мы теперь богаты.
Мартина невольно улыбнулась в ответ. Некоторое время они шли молча, рука об руку, прислушиваясь к шелесту листьев и пению птиц в ветвях, вдыхая ароматный ветерок с запахом весенних цветов.
Мартина постепенно расслабилась и даже почувствовала себя уютно в обществе Торна. «Странно, — подумала она, — вот мы идем по саду, мило беседуем, будто любовники или влюбленные молодожены, а не просто двое людей, оказавшихся мужем и женой в силу обстоятельств».
А ведь очень умно с его стороны, подумалось ей, привести ее сюда, в этот темно-зеленый уютный уголок, навевая на нее этим приятные воспоминания. Молчание вскоре стало тягостным.
— Разве тебе обязательно говорить по-английски со слугами? Я не понимаю ни единого слова из того, что ты говоришь им, — сказала она.
Торн усмехнулся:
— Вижу, что мне придется начать учить тебя языку моих предков.
— А не лучше ли просто говорить по-французски, как все нормальные люди?
На его лицо набежала мрачная тень.
— Как говорят все знатные люди. Пока что.
— Пока что? Что ты имеешь в виду?
— Знать продолжает разговаривать по-французски, но простолюдины отказываются принимать этот язык. Они бедны, безземельны, унижены, но когда дело касается их культуры, родного языка, они проявляют завидное упорство. И думается мне, что в один прекрасный день вся знать Англии будет вынуждена сдаться и начнет говорить по-английски.
Мартина рассмеялась:
— Да ты просто су…
Она прикусила язык, но было уже поздно.
Улыбнувшись в ответ, он схватил ее за плечи и прижал к стволу дерева, шутливо махая пальцем перед носом.
— Ты не должна больше так говорить — если не хочешь, чтобы я и вправду стал им.
Он взял ее лицо в ладони.
— Торн…
Он прильнул губами к ее рту. Мартина застыла, опустив руки по швам, чувствуя его теплое дыхание. Это был первый поцелуй с момента их свадьбы. Торн целовал ее нежно и в то же время настойчиво, словно понимая, что она будет противиться, и не давая ей возможности увильнуть. Его язык мягко скользил по ее твердо сжатым губам.
Она попыталась отодвинуться.
— Не надо, Мартина, — прерывисто зашептал он. — Пожалуйста, я так соскучился по тебе. Просто дай мне поцеловать тебя, больше ничего.
Его глаза пытливо скользили по ее лицу. Большим пальцем он коснулся уголка ее рта, провел по губам и, легонько нажав, раздвинул их.
Мартина стояла неподвижно, Торн с новой силой принялся покрывать ее лицо и губы поцелуями, придерживая левой рукой ее затылок, чтобы она не могла отвернуться. Она чувствовала спиной шершавый ствол дерева, к которому он прижимал ее своим сильным телом.
Ее голова закружилась, мир вокруг нее завертелся, она проваливалась куда-то в пустоту, не чувствуя уже ничего кроме его горячего, требовательного рта на своих губах и шее. Мартина не помнила, в какой именно момент рухнула возведенная ею стена, и она стала отвечать на его поцелуи, ища его губы и глаза, чтобы впиться в них с жадностью и неосознанной страстью. Она только помнила, что, когда это кончилось, она крепко прижимала его к себе обеими руками, обняв его за талию и чувствуя совместное биение их сердец. Сквозь гул, стоявший в ушах, она слышала не только свое, но и его прерывистое дыхание.
С видимым усилием Торн отстранился от нее. Мартина опустила руки, обнимавшие его, сожалея, что все кончилось, что он сумел удержаться и не нарушить данное им слово, не позволять себе ничего по отношению к ней против ее воли. Как глупо с ее стороны! Желать его поцелуев, ожидать замирая, надеяться, что вот сейчас его рука скользнет ниже, поднимая край ее юбки, представлять, как он прижмет ее опять к стволу дерева, приподнимет за бедра и возьмет прямо здесь, посреди персикового сада. Да, это глупо и тем не менее именно этого ей хотелось в этот момент больше всего на свете.
— Теперь мы можем идти назад? — тихо спросила она.
Его взгляд остановился на ее губах. Он помолчал, потом нежно провел по ним ладонью, они были такие восхитительно мягкие, нежные под его шершавой, задубелой от солнца и ветра кожей.
Торн кивнул.
— Как пожелаешь. — Он взял ее за руку и повел прочь из полумрака аллеи навстречу солнечному свету.
— Вам нравится, миледи? — крикнул стекольщик через весь зал, указывая на только что установленное им окно. Мартина подошла, аккуратно перешагивая через валяющиеся на полу инструменты и осколки, обходя стороной штукатуров с их корзинами с известью и мастерками и плотников с пилами и досками.
— По-моему, мой муж просто сумасшедший, — пробормотала она, трогая рукой толстое зеленоватое в пузырьках стекло.
Все окна зала уже были закрыты такими же стеклами, тщательно подогнанными по размеру под высокие стрельчатые проемы. Торн приказал застеклить все окна в замке, а в окнах церкви еще раньше были установлены витражи из цветного стекла. Такого никто еще здесь не видел, это казалось чудом.
— А вы уверены, что они будут держать тепло в холодные зимы?
— Конечно, миледи. И кроме того, они будут пропускать весь солнечный свет, попадающий в них. И они открываются… — он повернул ручку, показывая ей, как действует механизм замка, — так что в теплые погожие дни, такие как сегодняшний, вы сможете наслаждаться свежим воздухом.
За месяц, что они уже прожили в Блэкберне, зима закончилась, уступив место весне. С раннего утра и до заката Мартина работала в саду — сажала лекарственные растения, занималась огородом, высаживая овощи и цветы, постоянно требуя от Торна выделить ей в помощь слуг, отрывая их от затеянного им грандиозного переустройства замка. Работы было много, а людей не хватало, особенно ощущалась нехватка в тех, кому можно было бы доверить присматривать за ходом работ.
