Королева в придачу - Вилар Симона

– И как ты его находишь?

Мэри игриво тряхнула копной волнистых волос, глаза её горели любопытством. Джейн поглядела на неё и подавила вздох.

– Скажу, что он недостоин такой прекрасной невесты, как моя принцесса.

Мэри внимательно смотрела на неё.

– Я хочу за него замуж.

– Что ж, миледи. Эрцгерцог Карл, внук императора и наследник испанских владений, будет прекрасной партией для Марии Тюдор, принцессы Английской.

Мэри с достоинством кивнула, но любопытство так и разбирало ее.

– Какой он, Джейн? Ещё совсем ребенок, да?

– Нет, он вполне взрослый, даже высок для своего возраста. Держится весьма достойно, владеет несколькими языками, прекрасно образован.

– Так в чем дело?

Джейн какое-то время молчала и вдруг выпалила:

– Он похож на рыбу!

Мэри только заморгала.

– О нет! На рыбу – это ужасно. Ты пугаешь меня, Джейн.

– Он, конечно, не урод, – заметила фрейлина, и Мэри несколько расслабилась. – Но он всегда такой мрачный, вечно озабоченный, как старик. Никогда не веселится, не танцует, не пьет вина, рано ложится и рано встает. Он много учится и вникает в государственные дела, но никогда не улыбается. Рядом с ним стихает всякое веселье, и его, похоже, это радует. Карл Кастильский, конечно, все делает как должно, но почему-то ни у кого нет радости служить ему. Он собирает вокруг себя одних стариков и не любит хорошеньких женщин. Говорят, у него в жилах не кровь, а вода. Непонятный он, скользкий, как рыба. И, поглядев на Мэри, Джейн добавила:

– Это честно, миледи.

Но тут же, видя, как поникла принцесса, принялась её утешать.

– Но возможно, он исправится, когда повзрослеет. Ведь когда дон Фуэнсалида превозносил ваши достоинства, Карл выглядел заинтересованным.

Мэри чуть улыбнулась и попросила рассказать Джейн, что поведал о ней посол, Тут же Джейн заулыбалась: дон Фуэнсалида до небес превозносил красоту Марии Тюдор, её ум и прекрасные манеры. В Нидерландах уже давно говорят о практичности и деловой смекалки английской принцессы, которая ведет с государством леди Маргариты торговые дела и, когда Генрих Тюдор был при её дворе, правительница настойчиво убеждала его поддержать этот, заключенный ещё прежним королем, союз.

Джейн умолкла, увидев, что принцесса сидит мрачная и почти не слушает её. И тогда она решилась:

– Ваше высочество! Мне не стоило вас так огорчать. Но поговаривают, что этому браку может и не бывать.

В глазах Мэри что-то блеснуло – светлое, легкое. А Джейн пояснила, что после предательства во время военных действий родней Карла короля Генриха, Тюдор почти прекратил с ними отношения, и Маргарита Австрийская крайне обеспокоена, что так лелеемой свадьбы её племянника и сестры английского короля может и не быть.

– Ага, теперь понятно, почему эти испанцы проявляют ко мне такой интерес, так увиваются вокруг меня, – засмеялась Мэри.

Она хотела ещё что-то сказать, но тут же отвлеклась, прислушиваясь. И на лице ее появилась улыбка.

– О Пресвятая Дева! Да это никак святочные гимны! Джейн тоже прислушалась. Откуда-то извне долетал стройный хор мужских голосов. Рождество! Сочельник! Они обе вдруг ощутили его атмосферу, и неожиданно, взявшись за руки, запрыгали, закружились по комнате. В дверь постучали, появилась Гилфорд, которая то смеялась и торопила Мэри, то ворчала, что, дескать, как это она еще не готова. Мег весьма недружелюбно покосилась на Джейн, тоже неубранную, в намокшем нарядном платье, с растрепавшимися на висках волосами, Чем, интересно, она так задержала Мэри? Хотя, ее девочка весела – и то хорошо. И почтенная матрона только опешила, когда принцесса повернулась не к ней, а к Джейн, велев подать новое платье из бледно-розовой парчи – подарок дона Фуэнсалиды, а потом едва не пританцовывала на месте, пока Джейн с ловкостью заправской фрейлины справлялась со всеми застежками и крючками. Даже ее Гилфорд так бы не управилась! И пока возмущенно сопевшая гувернантка приглаживала щеткой ее волосы, надевала шапочку, Мэри сказала Джейн:

– Я беру вас в свой штат, мисс Попинкорт. А теперь идите, переоденьтесь. Ваше нарядное платье совсем вымокло.

Сама же она поспешила в холл, где толпились ряженые, и долго смеялась, угадывая, кто есть кто под скрывавшими гостей масками. Ух и вырядились же они – на головах личины волков, рысей, оленей. Хитрый зеленоглазый Гэмфри Вингфильд спрятался под жуткой мордой кабана, Боб Пейкок, сорвав свой лохматый козий наряд, просто блистал в колете из лилового бархата, а прехорошенький Илайджа снял с головы капюшон, оканчивавшийся искусно выполненным чучелом белого гуся. Причем Мэри тут же переглянулась с Гэмфри и Бобом, и все трое так и прыснули от смеха.

Среди гостей были не только поклонники Мэри, но и иные окрестные дворяне, даже дети саффолкширских йоменов. И ее высочество смеялась, шутила с ними, подпевала святочные гимны, весело хлопала в ладоши, принимая рождественские подарки. Сейчас она словно забыла о своем королевском происхождении, ей хотелось просто быть молодой девушкой, которая веселиться в волшебную рождественскую ночь.

В какой-то момент вперед вышел худой зеленоглазый Гэмфри Вингфильд, и леди Мег сразу напряглась, не зная, какой очередной выходки можно ожидать от этого пройдохи. Но только ахнула, когда он, взяв принцессу за локоток, указал той на омелу, свисающую с потолочной балки как раз там, где стояла ее высочество. По традиции, почитаемой в Англии почти как закон, каждая девушка, оказавшаяся в Сочельник под омелой, должна подарить гостю поцелуй. Но гостей было много. Да и подвел Гэмфри Мэри под ветку омелы явно с умыслом.

И опять леди Гилфорд квохтала, как наседка, пытаясь удержать всех в рамках благопристойности. А потом, взглянув на принцессу, умолкла. Мэри хотелось целоваться. Она сама с готовностью стала под омелу, глаза её сияли, щеки вспыхнули. Гувернантка глядела на неё, словно не узнавая.

Это была словно не ее Мэри, – чувственная, зажигательная, манящая... И какая красавица! Сейчас, выпрямившись и вскинув изящную головку на точеной длинной шее, она, казалось, даже стала выше ростом. Давняя привычка складывать за спиной руки, сейчас словно таила в себе вызов, невольно привлекая взгляд к её высокой, девичьей груди. Леди Гилфорд даже смутилась. Грудь у принцессы, особенно на фоне её удивительно тонкой талии, казалась вызывающе полной и округлой. Выбивающиеся из-под завязанной под подбородком кружевной шапочки волосы яркого медово-золотистого цвета лишь частично прикрывали ее. И этот пухлый рот! «Губы надо бы поджать», – подумала гувернантка.

Но, Боже правый, как же смотрели на неё все эти молодые люди!

Гэмфри первый осмелился приблизиться к ставшей под омелой принцессе. Приник к её манящему, пухлому рту. Однако когда через миг Мэри отодвинулась и демонстративно вытерла губы, в зале раздался дружный хохот. С Бобом она поцеловалась дольше и даже как-то удивленно поглядела на него. Илайджа же решительно подошел к принцессе, но потом засмущался, покраснел ещё больше, когда Мэри под общий хохот схватила его за уши и звонко чмокнула в губы. А потом она смеялась и подставляла то щеки, то губы – по своему выбору – их спутникам. Леди Гилфорд кинулась, дабы пресечь это безобразие, но её удержали, а потом затащили под омелу, принялись целовать. За ней последовали и остальные обитательницы замка. Даже толстую кухарку Черри расцеловали под омелой.

В какой-то момент нарядный Боб Пейкок заметил скромно стоящую в сторонке черноволосую незнакомку.

– А это что за чудо?

Выяснять долго не стали. И Джейн тут же оказалась под омелой, смеялась, получая поцелуи.

Конец веселью положила сама Мэри.

– Довольно! Так мы и вовсе позабудем о рождественском полене.

Как и полагалось, в зал втащили украшенный остролистом и плющом ствол заранее приготовленного ясеня. И все, от принцессы до последнего привратника, подталкивали, пропихивали его в камин, пока оно не улеглось на предназначенное ему место, что было сочтено хорошим признаком. Мэри как хозяйка замка облила его элем и подожгла от горящей лучины из полена, сожженного в прошлом году, которую бережно хранили для этого случая весь год.