Александра Турлякова - Нуманция
— Перестаньте, Марций! Хватит! Хватит искать виноватых.
Центурион опустил голову, поджимая губы, упёрся подбородком в кирасу.
— Мы соберём совет и решим, что с вами делать. Либо вас понизят в звании, вы станете шестым центурионом шестой когорты, либо вообще лишитесь этой должности… Вам не хватает опыта.
— А кому вы отдадите мою центурию?
— Посмотрим, какие будут предложения. Я буду выдвигать кандидатуру центуриона Овидия, его центурия хорошо себя показала и потерь совсем немного…
— Так там сплошные триарии! — Вскинул голову с огромными горящими глазами.
— Идите, центурион, идите…Бога ради!
Он шёл на подкашивающихся ногах, в груди всё кипело, как в жерле Везувия, глаза ничего не видели.
— Подождите! Центурион? — Обернулся, глянул исподлобья, ничего не сказал. — Я тут хотел отдать вам.
— Что? — скорее машинально спросил.
— Я уже не стал это афишировать, но делаю вам предупреждение, центурион нахмурился, не понимая, в чём его обвиняют, а легат достал из сундука с документами запечатанное письмо, протянул центуриону. — Вы уж не используйте официальную почту для частных нужд, или уж хотя бы приходите и ставьте официальную печать легиона… — Марций ошеломлённо глядел на письмо. — Может, у вас там какие-то слишком уж личные дела, не бойтесь, мои секретари письма не читают, а мне — просто некогда этим заниматься… Сменили вестника, — заболел, — а новый, перенимая почту, нашёл письмо без печати…Обратное имя ваше, центурион Марций.
Он взял это проклятое письмо, крутил его, рассматривая почерк при тусклом свете — это не его рука! Что за шутки! Какой-то бред!
— Я не писал этого письма… — Поднял глаза на легата, напрочь забыв про свою центурию.
— Ну уж не знаю! — Легат пожал плечами. — Разбирайтесь сами… Только не надо нарушать установленных правил. Всё, идите!
Уже на улице, в свете горящих костров, Марций сорвал печать без каких-либо знаков и развернул пергамент письма, поворачиваясь к огню. Его словно по лицу ударили, когда он понял, кто писал это письмо. Он выругался шёпотом, аж охрана оглянулась на него, и до своей палатки он не бежал, а летел.
Она заплетала волосы, когда он влетел, как на крыльях, удивилась, опуская руки, смотрела огромными глазами. Он швырнул ей в лицо её письмо, она уклонилась, хмуря брови.
— Что это?.. Что… — он задохнулся, испепеляя её чёрными глазами.
Ацилия смотрела на своё письмо на полу, подняла голову, упрямо поджимая губы, ответила:
— Вы думаете, я буду отпираться?.. Это моё письмо, это я его написала.
— Да ты… — Он, возмущённый её выдержкой, задохнулся от внутреннего содрогания. — Как ты могла? Где взяла… Да ты представляешь себе… — замотал головой, не находя слов.
— Я всё равно буду стараться выбраться отсюда… Если вы не отпускаете меня сами, я всё попробую сделать сама…
— Что? — Он вдруг схватил её за локти и притянул к себе, глядя прямо в глаза. — О чём ты говоришь? Ты ничего не соображаешь! Как ты можешь? Ты что, до сих пор не понимаешь, что ты рабыня? Что ты вообще ни на что не имеешь права?
— Неправда, — упрямо повторила она прямо в его лицо. — Вы не имеете права держать меня, я не просто рабыня, как вы говорите, я — патрицианка…Вы не можете удерживать меня у себя… Вы должны вернуть меня родственникам, — сузила глаза, — а вы даже не хотите продать… Интересно, что сказал бы ваш легат, если бы узнал, что вы держите у себя дочь сенатора?..
— Дрянь! — Он дал ей пощёчину, держа за локоть на вытянутой руке, девчонка отвернулась, склоняя голову, зажмурилась, ожидая ещё одну. Но Марций только руку поднял, замахиваясь, а ударить не смог. Женщина! Ну не мог он ударить её… Не мог бить, хотя и виновата — без сомнения. Но злость ещё не прошла, он подтянул её к себе, притягивая руку к груди, чувствовал сопротивление, сламывая его. Попытался поймать рабыню за запястье второй руки, чтобы контролировать обе их. Но девчонка на этот раз, озлённая его пощёчиной, не давалась, мало того — начала драться, да так активно, что он не успел ничего сообразить и пропустил пощёчину по губам, но потом сориентировался, отслонился в сторону, пряча лицо, и сумел поймать её руки за запястья. Она попыталась вырваться, выкручивая руки, но он держал её крепко, вывернув их за спину, притиснул её к себе спиной, заговорил в ухо:
— Ну ты даёшь…
— Да пошли вы!
Эта возня начала заводить его, вдыхая её запах, видя, как подрагивают чистые вьющиеся волосы на её затылке, ощущая её сопротивление и даже чувствуя его на губах, он понял вдруг, как давно у него не было женщины, настоящей, горячей, а не расчётливой продажной проститутки. Чёрт… Да плевать на Овидия!
Он рывком развернул её лицом к себе, прижал к груди, всё также держа за запястья, попытался поцеловать в губы, но девчонка гневно дышала, сопротивляясь и сверкая глазами, дёрнулась, отвернула лицо, и он коснулся лишь её шеи, как раз под нижней челюстью, где тонкая и нежная кожа.
Да в Тартар Овидия! Подальше со всеми его предрассудками…И Лелия — туда же!
Встряхнул её с силой, аж голова мотнулась, снова дёрнул к себе, заводя её руки за спину, поймал её губы, сухие и горячие. Поцелуя не получилось, лишь коснулся губ, разжигаясь ещё больше. Ацилия дёрнулась в сторону, пряча лицо, склоняя его в бок и вниз. Попыталась освободиться, выкручивая руки, но центурион был сильным, и она ощутила с болью, как ногти его впиваются в тонкую кожу на внутренней стороне предплечий.
— Мне больно! — выдохнула она ему в лицо, вскидывая голову, сверкнула глазами.
— А ты не дёргайся…и не будет больно…
Перехватил её руки в одну и зашарил ладонью у горла, она дёрнулась, как от удара, а рука его скользнула вниз, к груди.
Ацилия так резко вскинула голову, что он и сам двинул подбородком в сторону, опасаясь удара, зашептала ему в лицо зло, с раздражением:
— Вы…Да вы…Да как вы смеете?!.. Уберите руки! — она повысила голос. — Отпустите меня!
На шум прибежал Гай, не зная, что делать. Марций заметил его краем глаза:
— Уберись отсюда!
Видимо, отвлёкся, потому что девчонка сумела-таки освободить одну руку, вырвала её и неожиданно хватила его по щеке полусогнутыми пальцами, срывая кожу. Вырвалась и бросилась в сторону выхода, вслед за рабом. Но Марций сумел нагнать её у самых дверей палатки, схватив за волосы — полурассыпавшуюся косу. Девчонка ахнула, развернулась в дикой внезапной боли, сжимала пальцами волосы у затылка в надежде ослабить боль. Но Марций не дал ей опомниться, схватил, бросая в угол, куда Гай сегодня только сложил чистую одежду, подмял под себя.
Она была на удивление сильной, может быть, страх или злость прибавляли ей сил, но он даже и думать не смел о таком потенциале.
