Патриция Гэфни - Леди Удача
– Не желаете ли… присесть? – еще раз пригласила Кассандра.
– Вы уже задумывались над тем, что будете делать дальше? – спросил мистер Фрейн, упорно не замечая ее попыток высвободиться. – Вы должны меня простить за столь неуместную поспешность, но у меня есть основания полагать, что смерть вашего отца неизбежно повлечет за собой необходимость перемен в вашей жизни, притом в самом ближайшем будущем. Не хочу показаться слишком самонадеянным, но осмелюсь предположить, что эти перемены могут произойти не без моего участия.
У него дурно пахло изо рта. Кроме того, ей неприятно было думать, что если у него и «есть основания полагать» что бы то ни было на ее счет, то исключительно с подачи тети Бесс. При одной мысли о том, как они вдвоем судят и рядят о ней, Кассандра вышла из себя.
– Мистер Фрейн… – начала она. Но он уже разлетелся объясняться, и остановить его было невозможно.
– Вы же знаете, какого я высокого мнения о вас, мисс Мерлин, – с чувством провозгласил он, – вы не можете этого не знать. Хотя мы познакомились совсем недавно, я питаю в душе глубокую и сильную привязанность к вам. Знаю, я не мастер говорить, но… я нахожу вас неотразимой! Я смогу обеспечить вас вполне прилично, поверьте, ибо я человек весьма состоятельный.
Кассандра напрягла руку от кисти до плеча, стараясь удержать его на расстоянии, которое он всеми силами пытался сократить.
– О, мистер Фрейн…
– И очень щедрый, как вы уже могли заметить. Ни одна женщина еще не имела случая заявить, будто Эдуард Фрейн прижимист, можете в этом не сомневаться.
– Я не сомневаюсь. Просто я…
– У вас будет все, что душе угодно: красивые наряды, драгоценности, даже свой собственный выезд. Вы сможете поселиться в любом районе Лондона по своему вкусу. Но поскольку мой дом расположен в Олдерзгейте, вы, просто из соображений удобства, предпочтете, верно, выбрать себе жилище где-нибудь поблизости.
Кассандра ошеломленно заморгала:
– Что?
– О днях и часах мы можем условиться позднее, это, в конце концов, всего лишь детали, но уверяю вас, я готов проявить гибкость. Моим единственным непреложным требованием являются воскресенья: по воскресеньям вы всегда должны быть в моем распоряжении. Воскресенье – это мой выходной.
С трудом подавив желание рассмеяться (не над ним, а над собой), Кассандра воспользовалась левой рукой, чтобы высвободить правую из его липкого паучьего пожатия, и отступила на шаг назад.
– Вы предлагаете мне стать вашей любовницей, – сказала она, четко и раздельно произнося каждое слово.
– Клянусь, вы никогда об этом не пожалеете. Кассандра… мисс Мерлин… соглашайтесь. Я дам вам все, о чем вы когда-либо мечтали, обещаю. Моя дорогая, вы так прелестны…
Он потянулся к ней, и она торопливо отступила еще на шаг назад.
– Вы не хотите на мне жениться?
– Жениться?
Мистер Фрейн был поражен. Глазки-бусинки расширились до размера шестипенсовых монет.
– Милая моя девочка…
– А почему бы и нет?
– Почему нет? Ну видите ли…
По крайней мере, у него хватило стыда покраснеть.
– Лично против вас я ничего не имею, но это просто… просто невозможно.
– Почему невозможно?
– Ну вы же должны понимать почему. Это было бы…
– Это было бы что? Скажите мне! И зачем было спрашивать? Она же знала ответ не хуже, чем он сам. Но ей хотелось заставить его поерзать.
– Об этом не может быть и речи. Вы… Вы же… Нет-нет, это невозможно. Кроме того, мой отец – священник.
– Ваш… – У Кассандры от удивления открылся рот. – Вы хотите сказать, что он бы не одобрил, если бы вы на мне женились, но он не станет возражать, если вы будете прелюбодействовать со мной?
На этот раз она позволила себе рассмеяться, но это был невеселый смех.
– Что же он за священник, мистер Фрейн?
Его личико размером с кулачок пошло красными пятнами, но не успел он открыть рот для ответа, как Кассандра указала ему на дверь.
– Я прошу вас немедленно уйти, сэр. Вы больше не желанный гость в этом доме.
– Нет, уж позвольте! Не надо со мной разговаривать в таком тоне! Мы же взрослые люди. Надеюсь, мы можем все обсудить спокойно. Я многого не требую, мисс Мерлин. Немного рассудительности и благоразумия в обмен на вполне обеспеченное существование. Умоляю вас, оцените свое положение трезво. Кто еще сделает вам подобное предложение? Вы можете рассчитывать только на меня, и вам это отлично известно!
Внутренняя честность заставила Кассандру признать, что он говорит чистую правду, и только это удержало ее в рамках приличий.
– Я просила вас уйти, – проговорила она сквозь зубы. – Если вы не покинете комнату сию же минуту, я прикажу вас вышвырнуть.
«Только вот кому я прикажу? – подумала она про себя. – Кларе? Может, вдвоем мы сумеем…»
– Послушайте, вы не имеете права разговаривать со мной подобным образом! – вскричал мистер Фрейн, дав наконец волю своему гневу, однако предусмотрительно отступая на шаг. – Да кто вы такая? Я пришел сюда, чтобы предложить вам приличное проживание…
– Приличное?
– …и это куда больше, чем предложит любой другой. Мне все про вас известно, милочка моя, и не стоит разыгрывать недотрогу. Меня не проведете.
– Да как вы смеете!
– Ваша тетка не может вас содержать! Теперь, когда вашего старика повесили, скажите спасибо, если вас возьмут на работу в бордель!
Она бросилась на него в ярости:
– Убирайся вон, жаба!
Мистер Фрейн попятился, его тоненькие ножки подкашивались от страха. Очутившись на пороге, он наградил ее каким-то коротким гнусным словом, которого Кассандра никогда раньше не слышала. Она выхватила зонтик из подставки у двери, но вовремя вспомнила, что у нее больше ничего не осталось, кроме чувства собственного достоинства. Не стоило унижаться перед этой крысой. Вместо того чтобы отдубасить его, Кассандра разорвала на кусочки старинную фламандскую игральную карту, швырнула обрывки ему в лицо и захлопнула перед ним дверь.
2.
Кассандра беспокойно оглядела мягкие текучие складки белого муслинового платья, опасаясь, что в нем нельзя будет выйти из дома. За все три недели, проведенные в Лондоне, она ни на ком не видела ничего подобного, хотя в Париже новый «греческий» стиль считался dernier cri [5]. Наверное, здесь это платье могло показаться немного вызывающим: его полагалось носить без корсета и «накладного крупа» (так ее подружки в шутку называли турнюр).
Одеваясь в соответствии с прежними, уже выходящими из моды фасонами, женщины были вынуждены заключать свое тело в некое подобие рыцарских доспехов, лишавших их свободы действий. Зато теперь, подумала Кассандра, они могли без помех позволить себе любой минутный каприз. Как выражалась Анжелика, ее парижская приятельница, «потом ничего не заметно».
