Элизабет Грегг - Ангел мести
Рид крепко прижал ее к себе, стиснул в жарких объятиях, задышав прерывисто и часто, и Тресси невольно упивалась его безумием, которое сама же и пробудила. Как это восхитительно – знать, чувствовать, что мужчина желает тебя! Пусть бы этот миг длился вечно, но, увы, Тресси понимала, что должна держать себя в руках. Пора отступить. Сейчас не время и не место для того, чтобы идти до конца. И уж конечно, она не отдаст свою девственность бродяге, который вполне может оказаться ничем не лучше ее отца!
– Тресси, я хочу тебя… Пожалуйста, Тресси! – взмолился Рид, неловкими пальцами нашаривая пуговички на ее платье.
– Нет, нет, не надо. – Тресси резко отстранилась, ощутив его разочарование и мимолетно порадовавшись этому. Если б только Рид покрепче сжал ее в объятиях – она ни за что бы не устояла… – Уйдем отсюда, хорошо? Я не могу… только не здесь, не в маминой постели…
Внезапно Рид с силой схватил ее за запястье. Тресси не на шутку испугалась. Что, если он не захочет остановиться и возьмет ее силой? Вряд ли она сумеет справиться с распаленным мужчиной.
Сердце Тресси забилось гулко и часто, и она изо всех сил уперлась кулачками в широкую грудь Рида, пытаясь оттолкнуть его.
Лицо Рида исказила гримаса, и, о чудо, он разжал руки.
Тресси знала, что причинила ему боль, и жалела об этом, но все равно вздохнула с облегчением. Она поспешно отодвинулась, повернувшись лицом к стене, задышала ровно, стараясь усмирить пылавшую в ней страсть.
Так вот что это такое – желать мужчину! Тресси втихомолку дивилась тому, какой огонь горит в ее жилах, сладостным, нестерпимым трепетом растекаясь по всему телу, как отвердели соски, изнывая по жаркой и властной мужской ласке… Рядом шевельнулся Бэннон. Тресси на миг оцепенела, ожидая худшего… но нет, он всего лишь устраивался поудобнее. Девушке до смерти хотелось прямо сейчас спросить – возьмет ли он ее с собой или же, разгадав ее тайные замыслы, оскорбился и озлобился.
По щеке Тресси скользнула слезинка, и девушка сердито смахнула ее ладонью. И почему только, почему все решения в этой жизни принимают лишь мужчины, а женщинам остается одно – страдать?
3
Звонкое чириканье степных куропаток, возглашавших приход утра, разбудило Тресси еще до рассвета. И тут же она обнаружила, что проснулась все-таки слишком поздно, потому что Рид Бэннон исчез. Тресси пришла в ярость. Выбравшись из постели, она помчалась к двери и замерла в проеме, до рези в глазах вглядываясь в горизонт. Далеко-далеко, в серебристой дымке рассвета двигалась едва различимая фигурка, и это не мог быть не кто иной, как человек, который нынче ночью делил с Тресси постель, а теперь удирал от нее во все лопатки.
– Будь ты проклят, Рид Бэннон! Будь ты проклят во веки веков! – Рассветный ветер швырнул гневный крик Тресси ей в лицо.
В бессилии обхватив себя за плечи, девушка вспомнила прошедшую ночь – и просто затряслась от злости. Как он смел распалить в ней такую страсть, а потом скрыться как ни в чем не бывало? Скотина! Нет, ему это даром не пройдет.
Вернувшись в дом, Тресси лишь сейчас заметила, что исчезли седельные сумки Рида – одному богу известно, что там у него было. Порывшись в своем жалком гардеробе, она извлекла на свет штаны и старую отцовскую рубашку. Наскоро одевшись, Тресси смастерила из другой рубашки подобие дорожного мешка и набила его всеми припасами, какие только смогла отыскать, – полмешка кукурузной муки, соль и остатки сушеных овощей с чердака. Если б только Бэннон соизволил ее подождать, они сумели бы лучше снарядиться для долгого путешествия. Как же он посмел удрать без оглядки, даже не попрощавшись?! Тресси, в конце концов, спасла ему жизнь.
Она туго затянула импровизированный мешок, нацепила его на дуло ружья и привязала к поясу охотничью сумку. Порох, капсюли и пули так же необходимы в пути, как съестные припасы, если хочешь выжить на бескрайних просторах Дакоты. У двери девушка сунула босые ноги в единственные свои башмаки и накрепко затянула шнурки – башмаки все же были ей великоваты. Спохватившись, она сорвала с крючка старую фетровую шляпу и нахлобучила ее на голову – хоть какая-то защита от безжалостных лучей солнца.
Уже на пороге Тресси вспомнила о маминых сбережениях – пригоршне монет, увязанных в носовой платок, которые лежали в тюфяке. Разворошив солому, девушка отыскала драгоценный сверток и сунула его в карман штанов. Взгляд ее мимоходом упал на мамину качалку, и с губ Тресси сорвалось сдавленное рыдание.
Страх неизвестности соединился с приступом тоски по ушедшим, и на миг Тресси отчаянно захотелось остаться здесь, среди знакомых вещей и дорогих сердцу теней… Но тут она вспомнила минувшую зиму: пронизывающий холод недолгих пасмурных дней и угрюмых бесконечных ночей; вспомнила, каково с приходом весны копаться в стылой грязи, чтобы вырастить хоть какой росточек в этом преддверии ада. И всегда, неизменно – одиночество, тягостное и страшное. При одной мысли об этом ноги сами вынесли Тресси из хижины, и она ни разу не оглянулась назад.
Мысли ее, отринув прошлую жизнь, обратились к настоящему – то есть к человеку, который непреклонно удалялся, торопясь раствориться в необъятном просторе прерии. Если идти быстро, Тресси сумеет нагнать его к тому времени, когда он остановится на ночлег. Неистовый ветер швырял в лицо колючий песок и липнущую к коже пыль. Тресси пустилась бегом. Она пробежала мимо колодца, мимо свежей могилы. Вперед, только вперед – и незачем оглядываться. Пусть все ужасы останутся позади.
Вначале Тресси старалась не упускать из виду едва заметный силуэт Рида, но на бегу она то и дело оступалась – попадались травяные кочки, сурчиные норы. Наконец она решила, что, пожалуй, поступит проще. Рид оставлял в жесткой степной траве едва видные, но все же различимые следы. Вот по ним-то она его и догонит. Тем более что у Тресси не было сомнений, куда именно он направляется: на северо-запад, как и все искатели золотой фортуны.
Прежде чем уйти в Грассхопер-Крик, отец часто чертил этот путь на земляном полу хижины. Географические познания Тресси ограничивались Озарком и трактом, ведущим на север, в Дакоту. Еще ей доводилось бывать в Козаде – там родители закупали припасы. Город расположен милях в пятидесяти к югу вниз по реке Платт, у проезжего Орегонского тракта. Рида Бэннона манил призрак золота, а значит, его не ждали ни Козад, ни Орегонский тракт.
В животе у Тресси заурчало. Высоко поднявшееся солнце подтвердило, что настало время обеда. Замешкавшись лишь затем, чтобы оторвать лист увядшей капусты, девушка сунула его в рот и, жуя на ходу, двинулась дальше. Она грызла жесткие капустные листья, радуясь тому, что они хоть немного увлажняют рот. Надо же быть такой дурой – пробежать мимо колодца, не сообразив, что для долгого пути надо бы запастись водой! Оставалось надеяться, что хоть Бэннон сообразил это сделать. Июньское солнце припекало все жарче, и во рту у Тресси было сухо, как в пустыне.
