Андреа Кейн - Эхо в тумане
Она была уверена тогда. Не сомневалась и сейчас.
Ариана встретила свою судьбу.
Глава 3
Его триумф и приподнятое настроение испарились к рассвету.
Ступая широко и быстро, Трентон на ходу нагнулся, поднял горсть влажного песка и сжал его в ладони так сильно, что кожа стала гореть, как от ожога. Боли он почти не чувствовал, настолько велико было охватившее его смятение.
Прошел лишь день после бала у Ковингтонов, как на смену эйфории, охватившей его сразу же после победы, пришла необъяснимая ярость и разъедающее душу беспокойство.
Черт бы побрал Колдуэллов!
Трентон с силой швырнул комок песка в сверкающие воды залива Осборн. Он двигался, словно преследуемый демонами, отбрасывая камни с дороги. Боль в напрягшихся мышцах усилилась, напомнив ему о том, какое большое расстояние он преодолел.
Он шел уже несколько часов. Бембридж, маленькая деревушка, примыкавшая к его любимому Спрейстоуну, уютно расположилась на живописных Меловых утесах острова Уайт, более чем в десяти милях к югу от королевского Осборн-хауса. Но он почти не замечал перемены ландшафта, не ощущая течения времени, а просто шел в поисках видимости покоя, хотя обычно захватывающее зрелище моря Солент, узкого пролива, отделявшего Уайт от Английского побережья, успокаивал его.
Он пошел медленнее, лениво наблюдая за изящными яхтами, скользившими вдоль берега по направлению к королевскому яхт-клубу в Уэст-Каус. Скопление одновременно приближающихся парусных суденышек не удивляло, так как поднялся ветер, и волны, пенясь, с возрастающей силой бились о берег. Надвигался один из экзотических летних штормов острова Уайт, обещая к сумеркам его бурное начало.
Трентона это не беспокоило, он знал, что у него есть еще несколько часов, прежде чем разразится шторм. Вытерев брызги со лба, он с надеждой ожидал, когда удивительное чувство спокойствия наполнит его душу.
Оно так и не пришло.
Что-то с ним было не так?
Трентон подошел к кромке воды, беспощадно анализируя свое скверное настроение. Прошлым вечером его план осуществился, и желание, снедавшее его все эти долгие годы, исполнилось. Наконец, Бакстер Колдуэлл был разорен.
Если бы даже старательно проведенное расследование не убедило Трентона в бедственном положении виконта, один взгляд на лицо Колдуэлла в тот момент, когда Ковингтон уступил его требованиям, снял все сомнения. Лишившись приданого Сузанн, Колдуэлл остается без гроша. А для такого бессердечного ублюдка, как Колдуэлл, бедность ужаснее самой страшной, даже смертельной болезни.
Так где же удовлетворение от восстановленной справедливости, которое надеялся ощутить Трентон?
Опустившись на песок, он откинулся на руки, не обращая внимания на ледяной поток, плескавшийся вокруг него и промочивший его брюки и ботинки. Он всматривался в невидимый далекий берег Англии, воскрешая в памяти удивительный образ, рожденный прошлой ночью. У него сразу же возникло смутное чувство чего-то знакомого, но он не смог понять, отчего оно появилось. Хотя одному Богу известно, как он мог не заметить сходства, учитывая, что цель его приезда состояла в том, чтобы свести счеты с Колдуэллом. А сходство было поразительным.
И все же он никогда не видел ее, так как шесть лет назад она была ребенком и он был увлечен ее сестрой. Он просто забыл о ее существовании.
Прикрыв глаза, он припомнил тонкие черты лица и волну медных волос, бирюзовые глаза, так серьезно посмотревшие на него, когда он приблизился в ней в лабиринте. Нет, неудивительно, что он проглядел сходство. Маленькое, простодушно прекрасное сказочное создание, которое он спас прошлой ночью, было всего лишь утонченной копией ее ослепительной старшей сестры. Так как он лучше, чем кто-либо иной, знал — никто не мог сравниться с Ванессой.
Огненная, беспокойная Ванесса с пламенеющей гривой золотисто-рыжих волос, струившихся по ее спине, словно яркий закат солнца. И гипнотизирующий аромат роз, исходивший от кожи. Темпераментная, обольстительная, дерзкая, решительная… Нет, в Ванессе Колдуэлл не было ничего утонченного. Но ни один мужчина не мог не поддаться ее чарам.
Боже, как он презирал ее!
Лицо Трентона исказилось от ярости. Тяжелые волны били по его пропитавшейся влагой одежде.
«Боже, помоги мне, — подумал он. — Но я не чувствую раскаяния из-за того, что сделал. Одно время я готов был раскаяться, но то время давно прошло и похоронено под гнетом трагических последствий, вызванных ненавистью Колдуэлла».
Он зарыл пальцы в песок, его снова поразила ирония ситуации. Он стал причиной смерти Ванессы, но, тем не менее, она его одолела, в конечном счете победа осталась за ней. Так как наказание, которое она на него навлекла, оказалось намного более жестоким, чем смерть. Колдуэллы победили, невзирая на выпавшие на их долю горе и боль.
И триумф прошлой ночи поблек по сравнению с их победой.
Боль, сдавившая грудь, подсказала Трентону, что он только что докопался до корней своего плохого настроения и крайнего недовольства — он все еще не лишил Бакстера Колдуэлла всего.
Но что еще мог он отнять у человека, который ничего не любил, кроме денег, и никого, кроме себя? За исключением, конечно, Ванессы.
Трентон помнил, насколько был убит и уничтожен Бакстер, когда обнаружил, что навсегда потерял свою драгоценную сестру. Неужели он действительно так любил эту бессердечную тварь? Ответ был явно «да». Так как ничто, кроме безмерного горя и гнева, не заставило бы человека совершить такой бессовестный поступок, какой совершил Бакстер.
Мог ли Бакстер испытывать такое же слепое обожание к своей младшей сестре?
Эта мысль пронзила Трентона, словно материализовавшись из ниоткуда, спустилась подобно тяжелой пелене тумана, окутавшей лабиринт, где он нашел ее. Благоговел ли Бакстер перед… мгновение Трентон не мог вспомнить ее имени, затем оно прошелестело по его сознанию, словно теплый легкий ветерок.
Ариана.
Такие доброта и вера сияли в ее удивительных глазах, пока она не узнала, кто ее спаситель. И какой огонь загорелся в них, когда она узнала правду.
Любил ли Бакстер до безумия Ариану, как он когда-то любил Ванессу? На балу у Ковингтонов он, безусловно, продемонстрировал братское покровительство и свое справедливое негодование — схватил Ариану и прижал к себе, словно она была самым дорогим для него существом. А, в действительности, была ли?
Она не казалась ни холодной и жестокой, как Ванесса, ни слабой и пустой, как Бакстер. Ее простодушие выглядело слишком неподдельным, реакции — слишком естественными.
Чувственное притяжение возникло между ними сразу и неоспоримо. Он не выдумал ни настойчивую боль в чреслах, ни смущенное, но явное пробуждение желания в ее глазах, когда он нес ее из лабиринта.
