Анита Амирезвани - Кровь цветов
После купания мы надели чистую черную одежду и шали и отправились искать Гостахама на площади Лик Мира, которую построил шах Аббас, объявив Исфахан своей новой столицей. Мы вошли через узкие ворота, за которыми, казалось, не должно быть ничего огромного и величественного. Но, ступив на площадь, мы застыли в изумлении.
— Вся наша деревня… — начала я.
…могла бы дважды поместиться на этой площади. Не зря люди называют Исфахан «половиной мира», — закончила матушка, которой пришла в голову та же мысль.
Площадь была такой большой, что люди казались фигурками с миниатюры. Минареты Пятничной мечети были такими тонкими и высокими, что, когда я смотрела на них, у меня начинала кружиться голова — казалось, их вершины скрывались за облаками.
Огромный купол мечети словно парил в воздухе; только рука Аллаха могла вести человека, сделавшего глину такой легкой! Ворота, ведущие к базару, были украшены фресками с изображением битвы; она казалась настоящей, словно воины сражались прямо перед нашими глазами. Каждый кусочек площади словно бросал вызов обыденности.
— Ханум, пожалуйста, проходите вперед! — раздался окрик позади нас — мужчина уважительно обращался к замужней женщине.
Мы извинились и отошли, чтобы пропустить его. Проходя, человек оглянулся и с улыбкой сказал:
— Первый раз здесь? До сих пор люблю наблюдать изумление на лицах приезжих.
Воистину изумление. На торцах площади находился лазурно-золотой дворец шаха Аббаса, его собственная мечеть с золотым куполом, который сиял, как крошечное солнце. На длинных сторонах располагались выход к Большому базару и Пятничная мечеть — место, которое должно было напоминать торговцам о честности.
— Власть, деньги и Аллах — все здесь, — оглянувшись по сторонам, сказала матушка.
— И чавгонбози, — добавила я, заметив стойки ворот для игры в конное поло на противоположных краях площади: такого расстояния было достаточно, чтобы проводить соревнования.
С одного из минаретов Пятничной мечети муэдзин начал созывать людей на молитву. Воздух пронизал его благозвучный, слегка носового тембра голос.
— Аллах Акбар! — возгласил муэдзин, и его голос несся над нами.
Пока мы шли по площади, я заметила, что многие здания выложены черепицей цвета ясного неба и солнца. Издалека Пятничная мечеть казалась голубой, но, подойдя ближе, я увидела, что ее оживляет вьющийся бело-золотой орнамент. Лазурно-золотые гирлянды обвивали купол шахской мечети цвета лимона. На арочных воротах, ведущих в мечети, распускались белые цветы из черепицы, казавшиеся звездами в закатном небе. Фасад каждого здания был украшен орнаментом. Казалось, лучший ювелир выбрал безупречную бирюзу, редчайшие сапфиры, ярко-желтые топазы и чистейшие бриллианты и собрал их в прекрасные узоры, переливающиеся всеми цветами и излучающие свет.
— В жизни не видела ничего прекрасней, — сказала я матушке, на минуту даже забыв о том горе, что привело нас сюда.
Но она не забыла.
— Это место слишком большое, — ответила она, обводя рукой огромную площадь, и я поняла, что матушка тосковала по нашей маленькой деревне, где она знала всех и все.
Площадь была полна людей. Вокруг сновали мальчишки, держа чашки с каким-то горячим темным напитком, и кричали: «Кофе! Кофе!» Я никогда не пробовала этого питья, но запах был сильный, как от горячей еды. Два жонглера перебрасывали друг другу мячи, прося зрителей быть щедрыми и подать им пару монет. Нас сотню раз останавливали торговцы, предлагая одежду, краску для век и даже бивни слонов, огромных животных из Индии, славящихся своей памятью.
— Через несколько минут мы достигли дворца шаха. По сравнению с Пятничной мечетью он казался скромным. В нем было всего несколько этажей, он был защищен всего лишь парой толстых резных деревянных дверей, восемью медными пушками и отрядом стражников, вооруженных мечами. Матушка подошла к одному из них и спросила, где ей найти Гостахама, изготавливающего ковры.
— А какое у вас к нему дело? — нахмурившись, спросил стражник.
— Он сказал мне найти его, — ответила матушка.
Стражник презрительно улыбнулся, услышав, как она по-деревенски растягивает гласные.
— Он вас пригласил?
— Он из семьи моего мужа.
Стражник посмотрел так, будто сомневался в ее словах.
— Гостахам сейчас в шахской мастерской по изготовлению ковров, за дворцом, — ответил он. — Я скажу ему, что вы пришли.
— Мы пыль под вашими ногами, — поблагодарила матушка, и мы вернулись на площадь.
Рядом был базар чеканщиков, и мы наблюдали, как кузнецы плющили фигурки птиц и животных, чтобы сделать из них чайники, чашки и ложки.
Вскоре стражник нашел нас и отвел к Гостахаму, который ждал у ворот дворца. Меня удивило, как они с моим отцом не похожи. Конечно, они были всего лишь сводные братья, но мой отец был высоким, всегда выбрит настолько чисто, насколько это возможно было сделать ножом. Гостахам же был низенький, круглый, как картофелина, с раскосыми глазами, носом, изогнутым, как ястребиный клюв, и большой седой бородой. Он тепло поприветствовал нас, сказал, что рад нашему приезду в Исфахан. Улыбнувшись, он взял меня за руки и сказал:
— Так… значит, ты и есть дочь Исмаила. У тебя его смуглая кожа, его прямые волосы. А эти прекрасные маленькие ручки я узнаю где угодно.
Он сделал вид, будто изучает мои руки, потом сравнил их со своими. Я рассмеялась: для мужчины они были очень маленькие, узкие, с длинными пальцами.
— Семейное сходство очевидно, — сказал он. — Ты ткешь ковры?
— Конечно, — сказала матушка. — Она делала лучшие ковры в нашей деревне.
И она рассказала Гостахаму историю, как мы продали мой бирюзовый ковер еще до того, как я закончила его.
— Да пребудут с тобой руки Али, — сказал пораженный Гостахам.
Он расспросил матушку о новостях в деревне. Пока мы шли по площади, она начала рассказывать ему об отце. Слова лились из нее, словно она хранила их в себе слишком долго, и столько чувства было в ее рассказе, что у Гостахама на глазах выступили слезы.
Мы покинули Лик Мира через узкие ворота, несколько минут шли через квартал Четырех Садов и вскоре достигли дома Гостахама. Квартал разделяли сады для отдыха, оголенные зимой. Кедр высился в начале улицы, где жил Гостахам. Снаружи все дома выглядели неприступными крепостями. Они были скрыты за толстыми стенами, которые защищали хозяев от любопытных глаз.
Гостахам провел нас через навесные деревянные ворота, и мы остановились на секунду, чтобы оглядеть его дом. Он был так велик, что мы не знали, куда пойти сначала. Гостахам миновал узкий коридор, поднялся по ступеням и провел нас в бируни, наружные комнаты, где принимали гостей-мужчин. В Большой комнате на окнах изображены два зеленых лебедя, пившие воду из фонтана. Потолок и стены украшали белые лепные цветы и виноградная лоза. Рубинового цвета ковры, сотканные самыми плотными узлами, которые я видела, дополняли мягкие подушки темно-красного цвета. Даже в этот холодный день комната словно излучала тепло.
