Маргарет Пембертон - Быть вместе
— Папа! Папа! — с болью вскрикнула Харриет, широко раскрыв невидящие глаза.
Ее прижали к незнакомой груди, и низким грудным голосом кто-то, успокаивая ее, произнес:
— Все в порядке. Вам приснился страшный сон.
Рауль нежно укачивал ее, как много лет назад, когда она была еще ребенком, укачивал отец. Видение исчезло, и Харриет снова вернулась в реальность — она прижималась к Раулю, навзрыд рыдая.
— Это не был страшный сон! — наконец удалось прошептать ей. — Это была правда! Папа умер!
— Поплачьте, — с несвойственной ему нежностью сказал Рауль. — Плачьте, пока больше не сможете плакать.
И пока небо медленно краснело, он держал ее в объятиях, и Харриет, не сдерживаясь, дала выход своему горю.
Ее рыдания затихли только к наступлению темноты, и она лежала, усталая и опустошенная, а Рауль гладил ее волосы, пропуская их между пальцами, и восхищался их шелковистостью.
На нем были брюки и рубашка, которые он носил под свободной арабской накидкой, и приятное ощущение тепла, исходившего от его тела, вызывало у Харриет чувство необычной безопасности и защищенности.
— Боюсь, я испортила вам рубашку, мистер Бове, — смущенно сказала она, когда наконец могла снова говорить.
— Это не имеет никакого значения, — успокоил он девушку, взглянув вниз на отделанную кружевом рубашку, которую она использовала вместо носового платка. — Вам нужно было выплакаться. Нельзя носить горе внутри.
Харриет смущенно отодвинулась, осознав, что его рубашка расстегнута и что ее мокрые от слез щеки плотно прижимались к его голой груди.
— Из-за моих слез вы, должно быть, считаете меня слабой.
— Наоборот, я считаю вас очень мужественной.
Интонация его голоса заставила Харриет испуганно взглянуть вверх на него: резкие линии его рта смягчились, а в глазах было выражение, которого она никогда прежде не видела.
— Мистер Бове… — несмело начала она и замолчала, так как он нагнул голову и его губы, теплые и требовательные, завладели ее губами.
На этот раз Харриет не сопротивлялась — не могла. Полностью сдавшись, она обвила руками его шею и бесстыдно прижалась к его телу.
Именно ее страстная реакция снова привела Рауля в чувство. Мисс Харриет Латимер не принадлежала к числу женщин сомнительной репутации. Будучи молодой и невинной, она, безусловно, полагала, что занятие любовью должно сопровождаться признаниями в преданности на всю жизнь и обручальным кольцом. Рауль резко отпустил ее. В его намерения не входило позволить себе подвергнуться подобной опасности, брак был предназначен для дураков.
— Уже темно. Нужно отправляться немедленно, если мы хотим сделать хороший ночной бросок, — спокойно произнес он.
Освободившись из ее объятий, он закутался в свою арабскую накидку, которая скрыла его рубашку, обтягивающие брюки и обутые в сапоги ноги, и вышел. Харриет в недоумении последовала за ним. Что случилось? Почему он так внезапно стал таким равнодушным? Он проворно свернул ковер и одеяла, потом разобрал и упаковал палатку. А Харриет в растерянности стояла и наблюдала за ним, ожидая взгляда, слова, чего-нибудь, что подтвердило бы ей, что его нежность не была плодом ее воображения.
Рауль понимал ее замешательство и ненавидел себя за минутную слабость, которая была тому причиной.
— Вот щетка для волос, — сказал он чуть менее резко, чем обычно. — Ваши волосы будут лететь мне в лицо, если вы их не соберете.
Она покорно взяла предложенную щетку для волос и медленными ритмичными движениями начала расчесывать волосы, а потом заплела их и закрепила на затылке.
У Рауля вырвался вздох облегчения. Он спал с женщинами разных национальностей, но никогда прежде не встречал ни одной с такими удивительными волосами, которые в ранних предвечерних сумерках сияли, как ангельский нимб, и у ангела на небесах пробудили бы вожделение, не говоря уже о чистокровном французе.
Вскочив в седло, он протянул вниз руки, чтобы поднять и усадить ее перед собой, но Харриет на мгновение задержалась.
— Я вела себя… неподобающе? — неуверенно спросила она.
Вздохнув, он подхватил ее и усадил впереди себя.
— Неподобающе вел себя только я, Харриет. Ваше положение достаточно сложно и без того, чтобы я еще ухудшал ситуацию. Так как я должен сопровождать вас до самого Хартума, то такие вещи больше не повторятся.
Лошадь легким галопом побежала вперед в темноту. Харриет почувствовала себя немного спокойнее. Он в первый раз назвал ее просто по имени, и сделал это с легкостью и сердечностью. Она понимала, о чем он говорит, и знала, что он прав. Он защищал ее репутацию, которая и так достаточно пострадает по их прибытии в Хартум, когда станет известно, что они путешествовали без спутников и даже без слуги. Когда же она окажется под крышей консульства, подумала Харриет, Рауль сможет совершенно открыто нанести ей визит.
На протяжении долгих ночных часов она думала об отце, но теперь без боли. Африка была его домом, и в ту минуту, когда ее нога ступила на египетскую землю, Харриет поняла, что Африка станет и ее домом. По-детски закрыв глаза, она представляла себе жизнь, в которой были и страна ее рождения, и загадочный француз, который спас ей жизнь.
Рауль незаметно вздохнул с облегчением. Он не хотел ее обижать, но и не хотел иметь дело с истеричной женщиной. Харриет не стала унижать его, а приняла от него извинение за поцелуй с тактичностью, редко встречающейся в женщинах. Он не привык видеть красивых молодых женщин, обладающих еще и разумом. Рауль решил, что с этого момента категорически запретит ей распускать волосы и будет строго обуздывать свои желания. Когда они окажутся в Хартуме, его обязанности закончатся, и тогда ой сможет найти удовлетворение в другом месте, с местными девушками, которые не считают, что занятие любовью должно сопровождаться преподношением обручального кольца.
Его арабский жеребец легко преодолевал милю за милей, поднимая за собой облака песка. Харриет часто поднимала голову и разглядывала красивое лицо с решительным подбородком и точеными линиями рта, лицо, которое снова стало непроницаемым и бесстрастным. И будет оставаться таким, напомнила она себе, пока они не достигнут Хартума. Ощущая себя в полной безопасности в сильных руках Рауля, она прислонилась к нему. Неведомое возбуждение снова всколыхнулось внутри ее; смерть отца сломила в ней дух авантюризма, а теперь он возродился в полной мере — мисс Харриет Латимер из Челтнема скоро будет в Хартуме, самом дальнем городе на свете. Даже в темноте она начала различать, что растительность вокруг меняется, что темные очертания скал и кустарников становятся более многочисленными. А когда в пустыне резко наступил рассвет, она с удовольствием вздохнула при виде клочков зеленой травы, акаций и желто-красных алоэ.
