Барбара Картленд - Ола и морской волк
Удалившись от дома, он пустил лошадь галопом, спеша поскорее добраться к Саре.
В топоте копыт слышались романтические отзвуки вновь и вновь повторяющихся в его уме слов:
«Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!»
В конце парка он проехал через лес, затем пересек поля, пока, наконец, не увидел кустарник вокруг сада.
Он привязал лошадь и уверенным шагом пошел по извилистой тропинке, которая огибала рододендроны и заканчивалась у края розового сада, в центре которого были сооружены солнечные часы.
Подойдя к ним, он увидел, что свет горит не только в спальне Сары, но и в гостиной.
Маркиз остановился.
Он внезапно сообразил, что Сара, может быть, принимает гостей, поэтому и1 просила его приехать завтра, а не сегодня.
Кроме того, она, наверное, никак не могла подумать, что он так рано получит ее письмо и немедленно выедет из Лондона, Она знала, с какой пунктуальностью он планировал свои Деловые встречи. На сей раз маркиз действительно совершил беспрецедентный поступок, отменив намеченные дела и даже разослав с утра послания четырем ответственным лицам с извинениями, что не сможет с ними встретиться, как Договаривались.
«Когда я расскажу ей об этом, она оценит, как сильно я люблю ее», — убеждал себя маркиз.
Разглядывая из темноты сада свет в ее доме, он не знал, что делать.
Меньше всего хотелось неожиданно войти к Саре. Она, возможно, пригласила к себе их общих соседей.
Но его удивило то, что, несмотря на свет в гостиной, в доме было тихо.
Как он ни напрягался и ни прислушивался, не мог уловить ни шума, ни смеха, ни разговоров, обычных во время веселого ужина.
«Может, она не ушла еще в спальню, — рассуждал он про себя. — Может, сидит в гостиной, читает или шьет, и если я постучу в окно, то откроет мне».
Он сделал шаг вперед из тени рододендронов и увидел, что длинное французское окно открыто и кто-то стоит на пороге, загораживая свет.
«Она ждет меня», — подумал он.
Они на расстоянии чувствуют друг друга, говорил он себе, она точно ясновидящая, догадалась, что он идет к ней, и открыла окно навстречу ему.
Блаженно улыбаясь этой мысли, маркиз сделал еще шаг вперед и тут же увидел, что Сара не одна.
Рядом с ней появился мужчина, и маркиз торопливо отступил в тень.
Он теперь видел Сару, стоявшую лицом к лицу с мужчиной, а через минуту она очутилась в его объятиях и тот стал целовать ее!
Сначала маркиз едва мог поверить, что это не игра воображения.
Но тут луна вышла из-за облаков, и все стало видно более ясно.
Сара была в голубом неглиже. В последний раз она в нем провожала маркиза через французское окно, через которое теперь выходил мужчина, целовавший ее.
Более того, маркиз узнал этого мужчину.
Это был красивый младший сын одного из пэров, который вечно досаждал маркизу с тех пор, как он унаследовал поместье Элвин.
Границы их поместий соприкасались, и лорд Хароп постоянно посылал маркизу различные жалобы.
Причина была ясна маркизу: небогатый лорд Хароп стремился добиться любой уступки от своего состоятельного соседа в угоду собственному поместью.
Маркиз отлично понимал, что четверо сыновей лорда Харопа завидовали его лошадям, на которых он выступал на местных скачках, а также в стипль-чезе, который он неизменно выигрывал.
У маркиза промелькнула мысль, что Антоний отыгрался за все это и отбил у него любимую женщину, на которой он хотел жениться.
Маркиз почувствовал, как кровь бросилась ему в голову, когда Антоний поцеловал Сару перед тем, как выйти на террасу.
Он хотел драться с Антонием, сбить его с ног и даже убить.
Но маркиз не двинулся с места. И не только выработанная годами выдержка остановила его, но и гордость: ведь его одурачила не только Сара, но и мужчина, который был моложе его и настолько ничем не примечательной личностью, что не годился ему в соперники.
Переборов себя, маркиз увидел, как Антоний направляется в его сторону, и через несколько секунд они встретятся лицом к лицу.
Он сжал кулаки.
Он еще не решил, что делать дальше, когда услышал тихий и нежный голос Сары — так она когда-то обращалась и к нему:
— Антоний, дорогой, я хочу еще что-то сказать тебе.
Его соперник повернулся назад, и тогда маркиз понял, что должен скрыться.
Он быстро зашагал к своей лошади.
Только садясь в седло, он увидел лошадь Антония в пятидесяти ярдах у зарослей кустарника.
Вначале, когда луна еще не вышла из облаков, он в темноте не заметил лошади, а теперь ясно ее видел.
Не теряя времени, маркиз ускакал в надежде, что Антоний не успел его увидеть.
Когда он доехал до дома и поднялся по лестнице в свою комнату, только тогда почувствовал, какое его охватило оцепенение. Но глубоко внутри в нем закипел, гнев.
Маркиз позволил камердинеру помочь ему раздеться, и лишь когда остался один, то задумался, как же ему поступить дальше.
Он знал, что не может остаться в Англии, где будет неизбежна встреча с Сарой и придется выдержать сцену объяснений.
Ему, глубоко униженному тем, что он увидел, потребуется некоторое время, чтобы справиться с собой и хотя бы в какой-то мере казаться безразличным.
Его мучили гнев и боль от полученной раны и глубокой ревности, он смертельно ненавидел и одновременно чувствовал себя слабым и несчастным. Он знал, что страдания будут усиливаться, поскольку он утратил, как ему казалось, самое дорогое, что у него до сих пор было.
Он тысячекратно спрашивал себя, как он мог быть настолько наивным, чтобы, подобно зеленому юнцу, позволить обмануть себя той, которая (теперь-то он знал) была всего лишь расчетливой женщиной.
Он уже не сомневался, что Сара с первой же встречи задалась целью женить его на себе.
Он слишком ясно понял, что, играя роль «недоступной», она раззадоривала его и вела к тому, чтобы он предложил ей как раз то, что ей было нужно, — женитьбу.
Обычно любовные связи маркиза были непродолжительны.
Как только женщина уступала ему, он вскоре охладевал к ней и начинал подумывать, а не поволочиться ли за другой красавицей в надежде, что та будет более оригинальной или пленительной, чем его нынешняя любовь.
Сара оказалась слишком предусмотрительной, чтобы позволить ему подобные перепады чувств, и сводила его с ума, проявив благосклонность лишь после долгого ухаживания за собой, а затем вновь лишала его своей милости.
Маркиз скрежетал зубами от того, что попался в ловушку, в которую женщины завлекали мужчин еще со времен Адама и Евы.
Каждый шаг в этой игре был отработан, почти как в шахматах, а у него не хватило ума разгадать ее ходы.
Той ночью он признался себе, что не в состоянии видеть Сару, потому что он обвинил бы ее лишь в том, что она оказалась более расчетливой, чем он.
