Лиза Клейпас - Обвенчанные утром
Подушечкой большого пальца он нежно провёл по коже под её подбородком. От этого успокаивающего движения, её голова откинулась назад прежде, чем она поняла, что делает.
— Я никогда не видел таких глаз, — немного рассеянно произнёс Лео. — Они наполнили мне о том, как я впервые увидел Северное море.
Он провел кончиками пальцев по линии её подбородка.
— Когда ветер гоняется за волнами, вода приобретает такой же серо-зелёный цвет, как у ваших глаз… и потом она становится такой же голубой на горизонте.
Кэтрин лишь подумала, что он снова насмехается над ней. Она хмуро посмотрела на него:
— Что вам от меня надо?
Лео долго молчал прежде, чем ответить, лаская мочку её уха, слегка массируя её.
— Я хочу знать ваши тайны. И я получу от вас ответы тем или иным способом.
Услышав это, она стремительно хлопнула его по руке.
— Прекратите. Вы, как обычно, развлекаетесь за мой счёт. Вы, распутный негодяй, беспринципный грубиян, и…
— Не забудьте «безнравственный распутник», — добавил он. — Это одно из моих любимых выражений.
— Убирайтесь!
Он лениво отошел от туалетного столика.
— Ладно, я уйду. Вы, очевидно, опасаетесь, что если я останусь, вы не сможете удержать в узде своё желание ко мне.
— Я желаю лишь искалечить и расчленить вас, — ответила она.
Лео улыбнулся и пошёл к двери. Остановившись на пороге, он бросил взгляд через плечо.
— Ваши очки снова запотели, — любезно сообщил он, и выскочил из комнаты прежде, чем она успела найти, чем бы в него швырнуть.
Глава 5
— Лео, — заявила Амелия, когда на следующее утро Лео вошел в комнату для завтраков, — тебе нужно жениться.
В ответ Лео послал ей предостерегающую улыбку. Его сестре следовало бы знать его лучше — он не предрасположен к серьёзным беседам в такую рань. Он предпочитал не спеша встречать новый день, в то время как Амелия всегда сразу брала быка за рога. К тому же, он плохо спал прошлую ночь, мучимый эротическими видениями с участием Кэтрин Маркс.
— Ты же знаешь, я никогда не женюсь, — возразил он.
Из угла донёсся голос Маркс. Она сидела в небольшом кресле, солнечный луч, отражаясь от её светлых волос, заставлял сверкающие золотистые пылинки танцевать вокруг неё.
— Тем лучше, так как ни одна здравомыслящая женщина не пожелает иметь с вами дело.
Лео, не колеблясь, принял вызов:
— Здравомыслящая женщина… — вслух принялся размышлять он. — Не думаю, что когда-либо мне доводилось встречать такую.
— Даже если б и встретили, то как вы смогли бы её узнать? — парировала она. — Вас вряд ли заинтересовал бы её характер. Вы были бы слишком заняты, изучая её… её…
— Её что? — поторопил он Кэтрин с ответом.
— Размер её платья, — наконец выпалила она, и он рассмеялся над этой чопорной фразой.
— Для вас совершенно невозможно называть части тела своими именами, да, Маркс? Грудь, ноги, бёдра — почему о человеческой анатомии нельзя говорить прямо, без околичностей?
Её глаза сузились:
— Потому что это ведет к непристойным мыслям.
Лео ухмыльнулся:
— Мои мысли всегда такие.
— А мои — нет, — парировала она. — И я не желаю, чтобы они принимали подобное направление.
Он вздернул бровь:
— У вас не бывает непристойных мыслей?
— Почти никогда.
— Но когда они появляются, о чем они?
Она бросила на него возмущённый взгляд.
— Я когда-нибудь фигурировал в этих мыслях? — настаивал Лео, вызывая краску на её лице.
— Я же сказала, у меня не бывает таких мыслей, — запротестовала она.
— Нет, вы сказали: почти никогда. Что означает, что одна или две где-то там-таки прячутся.
Амелия поспешила вмешаться:
— Лео, прекрати её мучить.
Но едва ли Лео её услышал, его внимание было целиком сосредоточено на Кэтрин:
— Я не стану думать о вас плохо, если так оно и есть, — сказал он. — На самом деле, я буду даже больше ценить вас за это.
— Не сомневаюсь, что будете, — выпалила Кэтрин, — Вы, вероятно, предпочитаете женщин вообще без каких-либо добродетелей.
— Добродетели для женщины — то же самое, что перец для супа. Небольшое количество улучшает вкус, но стоит только переперчить, и блюдо уже никому не доставит удовольствие.
Кэтрин плотно сжала губы и многозначительно посмотрела куда-то ему за спину, обрывая перепалку.
В наступившей тишине Лео заметил, что вся семья ошеломлённо смотрит на него.
— Я что-то натворил? — потребовал он ответа. — Что происходит? И что, чёрт возьми, вы все там читаете?
Амелия, Кэм и Меррипен разложили на столе какие-то бумаги, а Уин и Беатрис внимательно просматривали статьи в массивном томе по юриспруденции.
— Только что доставили письмо от нашего лондонского поверенного, мистера Гэдвика, — ответил Меррипен. — Похоже, некоторые юридические моменты не были до конца прояснены, когда ты вступал в наследство.
— В этом нет ничего удивительного, — протянул Лео и направился к буфету, на котором стоял завтрак. — Имение и титул были брошены в мою сторону, как оберточная бумага. Вкупе с проклятием Рэмси.
— Проклятия Рэмси не существует, — запротестовала Амелия.
— О? — мрачно усмехнулся Лео. — Тогда почему последние шесть лордов Рэмси столь скоропалительно покинули этот мир в порядке наследования?
— Чистое совпадение, — уверила она. — Очевидно, та ветвь семейства отличалась невезучестью и была обречена на вырождение. Это известная проблема среди аристократов.
— Ну, хорошо, у нас, конечно, этой проблемы нет, — Лео переключил свое внимание на Меррипена. — Объясни, что там у нас за юридические неувязки. И по возможности кратко. Не люблю думать в такую рань, это меня травмирует.
Меррипен, сидевший за столом, выглядел несчастным.
— Этот дом, — начал он, — и участок земли, на котором он расположен — около четырнадцати акров — не были изначально частью имения Рэмси. Они были присоединены позже. Говоря юридическим языком, это копигольд[5], который является отдельной собственностью внутри основного поместья. И в отличие от остальной части поместья, копигольд может быть заложен, куплен или продан по желанию лорда.
— Хорошо, — сказал Лео, — поскольку лорд — это я, и я не хочу закладывать или продавать что-либо, всё в порядке, не так ли?
— Нет.
— Нет? — Лео нахмурился. — Согласно закону о майорате, лорд всегда сохраняет за собой свои земли и имение. Это неотчуждаемая собственность. И ничто не может изменить этого.
— Всё верно, — согласился Меррипен. — Но майорат, который ты унаследовал — это старый особняк. Тот, что расположен в северо-западной части имения, на пересечении двух рек.