Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
На глазах Маргариты выступают слезы:
– Да, мадам.
Когда они уже двинулись к выходу, королева окликает ее:
– Можешь звать меня «мама». У меня лишь одна дочь, и она еще глупенький ребенок. Мне может доставить удовольствие иметь в хозяйстве девушку, у которой есть что-то в голове.
– Да, мама, – говорит Маргарита. И выходит из зала со своим мужем, королем. Ее чувства вьются, как пчелы вокруг «вульгарного цветка».
* * *Когда они выходят наружу, звучат радостные крики; грянула музыка. Жонглеры крутят горящие факелы; в руке Маргариты оказывается золотой кубок, наполненный до краев вином. Король ведет ее под сень раскидистого дуба, восходит вместе с ней на обставленный свечами помост – их свет отражается на золотой кольчуге, отчего кажется, что она горит.
– Vive la nouvelle reine! – кричит толпа. – Vive Marguerite![13]
Король указывает на кубок. Она пьет кисловатую жидкость – не лангедокское вино, это уж точно. Но она подавляет отвращение и поднимает кубок за здоровье новых соотечественников и соотечественниц, которые скоро станут подданными.
– Vive la France![14] – кричит она.
Ответный крик раскатывается над лугом, как гром. Король с сияющими глазами берет кубок обратно.
Два человека тащат вверх по ступенькам большой сундук. Достают из него подарки, которые король показывает невесте: два новых кожаных седла, золотая уздечка, ожерелье, усеянное бриллиантами и рубинами, вся в драгоценностях тиара и, pièce de résistance[15], — отороченная соболем мантия, сверкающая сапфирами, с пятнадцатью золотыми пуговицами и изображением королевской лилии на каждой – символом Франции. Раздаются восхищенные вздохи и шепот, когда Маргарита накидывает ее на плечи, а потом одну за другой застегивает пуговицы.
– Как она прекрасна!
– Посмотри на румянец у нее на щеках – такой нежный и женственный.
– Нашему королю – самое лучшее, non?
Король протягивает ей кубок, она снова пьет, на этот раз больше, ее кровь согревается обожанием, мантией или вином – или всем вместе. Снова звучит музыка, и толпа пускается в пляс. Людовик соскакивает на траву и оборачивается к жене, протягивая руки. Маргарита наклоняется, он хватает ее за талию и ставит перед собой, она смеется, чувствуя, что звезды никогда не светили на небе так ярко, как сияют ее глаза, а он глядит на нее, как на подарок, который ему не терпится развернуть.
Музыка и толпа увлекают их за собой, как летний ветерок лепестки, затянув в круг танцоров; они топают и поворачиваются, его рука сжимает ее руку, а глаза не отрываются от ее лица, даже когда его рука обвивает ее талию и он ведет ее вокруг себя. Они смеются, а танец становится все более бешеным, головокружительным от радости быть живыми, молодыми и вместе, пока какой-то человечек с пробивающейся лысиной и бегающими глазками не похлопывает короля по плечу.
– Простите, мадам, – говорит он, прежде чем обратиться к Людовику. – Ваша Милость, королева напоминает вам, что она ждет.
Маргарита следует за взглядом короля и видит в окне наверху силуэт королевы-матери, наблюдающей за весельем. А рядом знакомый длинноволосый толстяк – Раймунд Тулузский. Людовик выпускает ее руку, словно пойманный на чем-то предосудительном.
– Уже поздно. – Он отводит глаза и сутулится. – Позвольте мне показать вам ваши покои.
Он шагает прочь так быстро, что ей приходится бежать трусцой, чтобы не отстать. Снова во дворец, вверх по лестнице, мимо королевских покоев в другую анфиладу. Он ведет ее через дверь, где ее дяди сидят за столом у камина и едят похлебку с рыбой и овощами. Они вскакивают на ноги, Гийом чуть не опрокидывает кубок с вином.
– Я слишком задержал вашу племянницу. Она, наверное, устала и проголодалась. – Людовик замолкает, сжимая и разжимая опущенные руки. – Вы всем довольны? Ваши комнаты достаточно удобны? Тогда я должен вас оставить и заняться делами. До свидания, господа. – Он подносит к губам ее руку, но не смотрит на нее – его мысли уже где-то далеко, – а потом так же резко удаляется и сам.
Эме приносит стул и ставит у стола, повернув к огню. Маргарита плюхается на сиденье, чувствуя себя парусом, потерявшим ветер. Эти покои меньше королевских; на стенах мерцают золотые шандалы, вдоль стен стоят статуи: гротескные головы святых упираются в потолок, а в углу фигура обнаженного мужчины с такими натуральными интимными частями, что Маргарита краснеет и старается не смотреть. Дядя Гийом предлагает ей вина, однако она отказывается.
– Все равно ужасное пойло, – бормочет Томас.
– Король спешно ушел. – Гийом испытующе глядит на нее из-под густых бровей.
– Его позвала его мать, – говорит Маргарита. Она не упоминает Тулуза, опасаясь их реакции. Они захотят узнать, почему она не пошла на эту встречу – или хотя бы не попыталась. Что она могла бы сказать им о холодке Белой Королевы, о ее высокомерных замечаниях? «Деревенщина».
– Ты слышала сплетни про Белую Королеву и ее сына? – Дядя Гийом макает хлеб в вино. – Раньше я им не верил, а теперь думаю…
– Она сказала, что ей нужно поговорить с ним о делах королевства. – Маргарита закрывает глаза.
– В канун свадьбы? Поистине это должны быть неотложные дела.
– А может, она привязана к сыну. Король Людовик – вылитый отец, – говорит Томас. – Страсть Бланки к своему мужу всем известна.
– Дядя! – Маргарита открывает глаза.
Гийом щерится:
– Возможно, сын удовлетворяет некоторые… потребности, которые раньше удовлетворял отец. Он обожает ее, это прежде всего.
– И все же она продала бы его, чтобы получить королевство.
Томас рассказывает историю: муж Бланки, Людовик VIII – в то время еще наследник французского трона, – откликнулся на призыв английских баронов свергнуть английского короля Иоанна. В качестве награды они обещали передать корону принцу Людовику. Бланка уговорила его согласиться с баронами, хотя его отец, король Филипп Август, утверждал обратное. Англичане никогда не позволят чужаку-французу править собой, настаивал он. Когда уберут своего тирана, снова озлобятся против Франции – и против тебя тоже. Но принц Людовик все равно отправился в Англию, а король Иоанн оказался хитрым и жестоким противником. Когда Людовик попросил из дома денег, король Филипп отказал ему. Но Бланка, с ее давними амбициями, твердо решила стать английской королевой. И пригрозила: если он не пошлет Людовику таких нужных денег, она продаст своих детей – внуков короля, – чтобы собрать необходимую сумму.
– И она бы сделала это, – говорит Томас. – Белую Королеву ничто не остановит, она своего добьется.
