Роберта Джеллис - Кровные узы
— Договорились.
Она тихонько удалилась, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь.
Все еще погруженный в раздумья, он неторопливо стянул с себя одежду, а потом осторожно ступил в ванну. Кейн поморщился, когда горячая вода лизнула бесчисленные шрамы на ногах, но он уже привык к боли. Он окатывал себя с ног до головы, черпал воду пригоршнями и плескал ее на грудь и плечи, пока не заметил на бортике ванны какой-то маленький желтый кусочек. Некоторое время он бессмысленно таращился на него, соображая, что это за диковина, пока вдруг не понял — мыло. Вряд ли за всю свою жизнь Реднор мылся мылом больше четырех-пяти раз. Он взял его и неумело стал намыливать могучее тело, голову, взбив вокруг себя пенное облако. Потом он ополоснулся, выбрался из ванны и, стоя на здоровой ноге, с удовольствием растерся грубым полотенцем. Кейн вспомнил, что Леа собиралась прислать кого-то поухаживать за его ранами, но сначала он надел чулки и обулся, надежно укрыв от посторонних глаз искалеченную ногу, а затем уже дал знать, что покончил с мытьем.
Леа появилась тут же, без промедления, словно стояла за дверью и дожидалась, когда он позовет ее. Она спросила позволения обработать его раны, и Реднор посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. Он думал, что Леа позовет кого-то из прислуги, но не допускал и мысли, что она возьмется за это дело сама. Неожиданно для самого себя Кейн согласился. Он вновь уселся в кресло и уставился на огонь, стараясь выглядеть невозмутимым.
— Ой! — воскликнула Леа, обработав целебной мазью из горшочка мелкие порезы. — Здесь у вас воспаление!
— Да, одна старая рана, которая никак не хочет заживать. Хотя, впрочем, это неважно, — поморщился Кейн.
— Нет-нет! Ею обязательно нужно заняться. Мне понадобится нож, чтобы все тут вычистить. Если хорошенько постараться, ручаюсь, все мигом заживет.
— Через два дня я уезжаю. — Кейн раздраженно махнул рукой. — Кто будет смотреть за ней? Пусть так и останется. Я хожу с этой раной, уже Бог знает сколько; чуть больше, чуть меньше — не все ли равно?
Леа никогда в голову не приходило переспрашивать мужчину или перечить ему, но сейчас она решила ослушаться Кейна. Движимая лишь заботой о нем, Леа опустилась на колени — надо было смазать жуткого вида багровые шрамы у самого паха. Она почувствовала, что тело его внезапно напряглось.
— Я не причиню вам боли, милорд, — успокоила она, зачерпывая рукой очередную порцию снадобья.
— Причинишь мне боль? — Реднор поразился наивности и простоте девушки; в ее помыслах не было и тени плотских желаний.
— Я понимаю, конечно, что я еще так молода, но меня хорошо учили, — продолжала настаивать Леа. — Если вы не доверяете мне, то разрешите, я позову маму.
— Как ты можешь сделать мне больно? — боролся с собой Кейн. По своей наивности эта девочка и подумать не могла, что сейчас творилось с ним: его охватило желание. Последние несколько недель у него не было ни одной женщины, и теперь на него совершенно по-особому действовали сумрак комнаты, близость Леа, которая уже была его невестой, тишина вокруг. Он вдруг так страшно захотел ее, что едва не потерял сознание. Прикосновения Леа возбуждали его, ощущение ее рук у бедер мутило рассудок.
— Нет, — в конце концов, выдавил он из себя, — не надо никого звать. Бери нож и делай то, что собиралась. Я просто хотел тебя избавить от лишних хлопот.
Если бы она хоть не прикасалась к нему, он смог бы усмирить свое тело, хотя это было бы не так и просто. «Она ведь не деревенская девка, — внушал он себе. — Я овладею Леа, но сделаю это так, чтобы не обидеть ее, с уважением. С уважением», — повторил он про себя, когда девушка вновь приблизилась к нему.
От ее прикосновения Реднор вздрогнул, и Леа, чтобы успокоить его, приложила прохладную ладошку к его шее. К сожалению, это не принесло ему облегчения: Кейн чувствовал, что тело его содрогается словно в лихорадке, а кровь гулко пульсирует, отдаваясь дробными ударами в висках.
— Милорд, сейчас немножко пощиплет. — Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по-своему. — Простите меня, — пробормотала она, — уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.
Реднор понял, что терпение его на исходе.
— Дай-ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! — резко одернул он Леа.
Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.
— Глупышка, это вовсе не из-за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… — Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. — О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!
— Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! — Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.
Он расхохотался.
— О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.
Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.
— Я болел оспой! — закричал он и грубо оттолкнул девушку. — Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть-чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!
Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…
— Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, — боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.
— Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?
