Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Отражение звезды
Глава 3
Через час пути по голой каменистой степи подъехали к лагерю. Прямо к огромной полосатой палатке – экспедиционной столовой. Тут же готовили, к удивлению Татьяны, не на костре, а на военно-полевой кухне. Тут же кормили народ. Два длинных стола, застеленных клеенкой, букеты цветов в стеклянных банках, солонки, чистые чашки и кружки, спрятанные под полотенцем. «Как на полевом стане», – почему-то подумалось ей. Возможно, потому, что нечто подобное видела в старых кинофильмах? Но комфорт оценила сразу. Чистенько, уютно, можно укрыться от проливного дождя и от палящего зноя.
Подле столов стояли длинные скамейки. Выходит, сразу за стол садились человек тридцать. Что ж, это идеальное место не только для совместного принятия пищи. Здесь, видно, проводили собрания, работали… На одном из столов под прозрачной пленкой лежали обломки керамических сосудов, с орнаментами и без, а также какие-то мелкие изделия, похожие издали на лепестки, – как она позже рассмотрела, наконечники стрел.
Людмила выскочила из машины вслед за Анатолием и Борисом. И сразу направилась к палаткам. Они стояли чуть дальше, на взгорке, среди соснового леса: пять больших – армейских и с десяток поменьше – ярких, с тентами над входом. На вытоптанной площадке перед ними были врыты два столба, между ними – волейбольная сетка. К палаткам уже протоптали тропки. Тропинка сбегала и к крохотной, каменистой речушке, впадающей в Енисей. В ней, видно, умывались и мыли посуду.
В лагере было пусто, но, судя по одежде, развешанной на растянутых между деревьями веревках, и разномастной обуви, выставленной перед палатками, на раскопе действительно работало много людей.
Людмила направилась к одной из палаток. Федор тоже покинул машину и, стоя рядом с ней, переминался с ноги на ногу, осматривая лагерь. На Татьяну он даже не взглянул.
Впрочем, она тут же о нем забыла. Что ни говори, а лагерь выглядел красиво, особенно сейчас, когда светило солнце: зеленая вода Енисея, темный сосновый бор, красные каменистые обрывы и яркие палатки на фоне леса. Сосновые стволы отсвечивали золотом. Опушку окаймлял цветущий шиповник. Берега речушки густо заросли борщевиком и медвежьей дудкой. Среди травы – масса цветов: жарки, герани, незабудки… Хорошее, тенистое место, вот только комаров, наверное, много!
– Тут у нас изобилие живности, – с явной гордостью произнес Анатолий, заглядывая в машину. – Бурундуки, белки по лагерю бегают. А рябчиков сколько! Сядет на ветку и – «ко-ко-о…» – разглядывает, шельмец, что в лагере творится. Чуть с дерева не падает. А в реке рыбы полно. Елец, правда, но и щука попадается. Вечером выйдешь на берег, только и слышишь: «Плюх! Шлеп!» – рыба кормится. Так что отменной ухой тебя накормим! Смотри, вон наши поварихи!
Две девушки в белых халатах и поварских колпаках вышли навстречу. Одна из них, высокая, полная, вытирая руки полотенцем, весело сообщила:
– Как раз к обеду успели. У нас сегодня борщ и гречневая каша с мясом.
– А компот? – улыбаясь, спросил Борис, направляясь к палатке.
– Погоди, – остановил его Анатолий. – Нужно отвезти Таню к бабушке Таис.
Борис покорно направился к машине. Анатолий тоже вернулся, но сел рядом с Борисом.
– Ты не беспокойся, – сказал он, повернувшись к Татьяне, – у бабушки Таис тебе будет хорошо. Она старуха славная, хоть и с закидонами. Понравишься, такое расскажет, век не переслушаешь…
– А если не понравлюсь?
– Она девок в коротких юбках не привечает. Да еще курящих, – вставил свои пять копеек Борис. – Правда, сама курит трубку, а самосад у нее…
Он покачал головой и сморщился, словно только что отведал злющего самосада.
– Покупает его у староверов. Те сами не потребляют, конечно, но на продажу выращивают. Бабка его сушит, потом в корытце сечкой рубит.
– Ты только не смейся над ее привычками, – тихо сказал Анатолий, – они и впрямь у нее странные. Старушенция она добрая, ну, поворчит иногда для порядка. С кем не бывает?
– А почему ты решил, что я не смогу жить в палатке? Со всеми?
– Понимаешь, – Анатолий озадаченно хмыкнул, – мы там топчаны сколотили. Один на всю палатку. Спят все вповалку. А в юрте у тебя будет отдельная кровать, столик, шкафчик для одежды. У нас есть два «уазика». Один сейчас ушел за продуктами, второй – на раскопе. Но каждое утро будем возить тебя в лагерь, а если захочешь поехать, как там у вас говорят, на пленэр, и туда подбросим, и назад привезем.
– Разберемся, – улыбнулась Татьяна. – Я постараюсь вас сильно не обременять. Я хочу побывать на раскопе. Увидеть все своими глазами.
– Обязательно побываешь! Пока там не слишком интересно. Снимаем дерн и верхний слой почвы. Площадь большая. В этом году наметили раскопать часть городища. Работы хватит на несколько лет.
– Интересная у тебя жизнь!
– Главное – не скучная, – Анатолий улыбнулся в ответ, бросил взгляд в окно и весело сообщил: – Ну, вот и приехали!
Среди редкого березняка у подножия высокой сопки стояли полукругом три деревянные юрты. Рядом с ними – загон для скота. Чуть дальше – покосившееся деревянное строение без окон и дверей. Там, где была крыша, – полусгнившие стропила да густая поросль травы.
Анатолий помог Татьяне выбраться из машины. «Да, местечко!» – подумала она. Но вслух ничего не сказала. Не хотела сразу предъявлять претензии Анатолию. Не дай бог, сочтет ее капризной. Изнеженной городской бездельницей.
– Ты не расстраивайся, – Анатолий словно прочитал ее мысли. – Тут хорошо! Комара нет, ветерок его сдувает. А скот за сопкой пасется. И днем и ночью. Так что тишина полнейшая. Из живности только собака да кошка. Да посмотри, какая красота вокруг!
Он развернул ее за плечи. И Татьяна увидела озеро. Воды его плескались метрах в пятидесяти от машины, окрашенные розовым и золотым. Сухой ветер дул ровно, почти без порывов. Путаясь в густых прибрежных зарослях, шуршал листьями и зелеными метелками камышей; мелкие волны мерно набегали на пологий берег. Небо было бледно-голубым с белыми разводами облаков. Глухо кричала какая-то птица. А дальше степь – бескрайная, с метелками ковыля, с пряными запахами трав… И над нею – все то же небо, беспредельное, прекрасное… Не зря, видно, местные народы поклонялись Вечному Синему небу. Впрочем, они почитали все, что их окружало: и горбатые сопки, и бесконечную степь, и это озеро… Почитали и одушевляли, населяли духами – помощниками и хранителями. И где-то здесь, наверное, бродила среди высоких камышей прекрасная розовая птица – хысхылых – фламинго…
– А вон и бабушка Таис, – прервал ее мысли Борис.
Татьяна оглянулась. И сердце ее дрогнуло. Из крайней юрты вышла старуха в длинном, когда-то красном платье, в цветастом платке, повязанном так же, как у Ончас[1]. Из-под платка виднелась длинная седая косица, перетянутая шнурком. Старуха щурилась на солнце, разглядывая из-под руки гостей.
