Симона Вилар - Паладин
Мечты. Несбыточные надежды. И снег к полудню уже растаял, как и не было его…
Вечером Даниэла завела с ней разговор о том, как она думает назвать своего ребенка.
Джоанна невольно улыбнулась, погладив свой округлившийся животик.
— Ричард. В честь прославленного короля, моего родича.
— Ну а если родится девочка?
Джоанна пожала плечами, сказав, что пока не выбрала ей имени.
— Значит, непременно будет девчонка, — заявила Даниэла. — Есть такая примета — кому заранее не придумаешь имени, тот и родится. По своим дочерям я это точно проверила.
Она разоткровенничалась, поведав, как четырежды рожала, но всякий раз это были девчонки. Ее муж очень огорчался по этому поводу, но что дал Бог… Да и когда одна из ее малышек умерла, он так сокрушался! Но остальные выжили, сейчас они замужем, одна живет в Киликии, две в Антиохии. И все зовут мать к себе, просят нянчить внуков. Но она всегда была в услужении у знатных особ, ей нравилась такая независимая жизнь, особенно после того, как овдовела. Когда же ее взяла в свой штат королева Иоанна, Даниэла вообще возгордилась. А потом…
— Когда меня освободят, ты обязательно поедешь к ним, Даниэла, — сказала Джоанна.
Армянка усмехнулась, потерла пробивавшиеся над ее верхней губой усики, а потом, оглянувшись, сказала:
— Я слышала, как стражники говорили, что, мол, даже отступив от Иерусалима, крестоносцы не собираются оставлять Левант, а укрепляют города на побережье.
Джоанна оживилась:
— Значит, весной в их гавань прибудут новые крестоносцы, будет новый поход…
Она осеклась, поняв, чем ей это может грозить. Ей надо было что-то делать, что-то придумать, чтобы известить о своем местонахождении. Но как?
Вернулся Абу Хасан. Они столкнулись с Джоанной в одном из сводчатых переходов крепости, и женщина невольно стала отступать от приближавшегося к ней бедуина. Пока не оказалась у клетки с гепардом. О, для Джоанны даже эта огромная кошка казалась менее опасной, чем Абу Хасан, и она заскочила в клетку.
— Нет, не надо! — внезапно закричал Абу Хасан и кинулся к ней, однако остановился, видя, что англичанка цела и невредима и стоит, удерживая гепарда за ошейник. Зверь же смотрел на нелюбимого им черного бедуина, скаля огромные клыки.
Джоанна негромко, но решительно произнесла:
— Если вы не уйдете… я спущу на вас зверя!
Она опять победила, ему пришлось удалиться. А у Джоанны случилась истерика. Она и плакала, и смеялась, уткнувшись лицом в пятнистую шкуру своего защитника. Но его ли испугался Абу Хасан или он разволновался из-за нее? Он ведь ее страж, ему надо беречь ее… пока не придется резать.
Позже к ней пришел Керим и сказал, чтобы она ничего подобного больше не вытворяла.
— Абу Хасан не тронет вас. Похоже, ему даны совсем иные указания. Он даже привез вам новые наряды и украшения, вас прекрасно кормят, вам прислали музыкантшу и танцовщиц. Кажется, у аль-Адиля относительно вас поменялись планы.
Джоанна только кивнула. Итак… Или аль-Адиль все еще неравнодушен к ней, или… ее собираются вернуть крестоносцам, если начались переговоры. О, как же ей хотелось в это верить!
Но дни шли за днями, ничего не менялось. Уже настала весна, голые холмы вокруг покрылись зеленью, внизу в долине блеяли ягнята. Абу Хасан избегал Джоанну, она отдавала распоряжения в замке, по ее приказу тут наводили порядок, и капитан ворот Керим даже ругал нерадивых, если те не проявляли усердия. Замок, где Джоанна была пленницей, преображался. Но надежды у нее не было… И то, как сегодня Абу Хасан разбил ее лютню, указывало, что она все еще в его власти. Во власти хаджиба и его господина аль-Адиля.
— Вы так задумались, госпожа, — приблизившись к молодой женщине, произнесла Даниэла.
Джоанна смотрела вдаль. Цветущие сады на террасах вокруг Монреаля, селение с плоскими крышами, откуда доносился крик с минарета, зеленые полоски плодородной земли на холмах, где местные жители выращивают пшеницу. Фазиль говорил, что плодородная почва есть только тут, близ Монреаля, а вокруг — только пустынные бесплодные земли, где бродят шайки разбойников-бедуинов, нападающих на караваны. Чужой край, куда не смеют являться ее единоверцы… Волнует ли еще кого-то из них ее судьба? Где ее венценосные родичи? Что им до той, которая пожертвовала собой, дабы у короля не были связаны руки, а ее кузина, королева Сицилийская, могла и далее оставаться в безопасности. Все они забыли о ней, как и забыл брат Уильям, который не смог простить младшую сестру и которому наверняка все равно, жива ли она или ее разрезали по частям. Где ее возлюбленный, от которого она скоро родит? Уехал… Забыл о ней… Да полно, любил ли он ее хоть когда-нибудь?
Джоанна неожиданно ощутила такой прилив злости, такое обреченное отчаяние, что не смогла сдержаться и пронзительно закричала.
Даниэла бросилась к ней.
— Что с вами, госпожа? Никак схватки начались?
— Оставь меня, Даниэла! Мне еще рано. Я буду рожать в начале мая, я знаю.
Армянка задумчиво потерла темнеющие над верхней губой усики.
— Ну, вам виднее. Но мне все равно кажется, что живот у вас уже опустился. Я даже опасаюсь, что этот демон в черном так вас напугал, что вы вот-вот разродитесь. Не дразните вы его ради самой Пречистой Девы, мадам.
Той ночью Джоанна проснулась от резкой боли. Она кусала губы в темноте, надеялась, что сейчас это прекратится. Ведь только середина апреля, ее срок позже… немного позже. Но боли становились все сильнее, и вскоре роженица уже не могла сдерживать криков.
Схватки продолжались всю ночь и весь следующий день, а к вечеру Джоанна де Ринель родила крепкую голосистую девочку.
— Дайте мне ее, — просила она, протягивая руки к запеленатому похныкивающему свертку, который держала Даниэла. — О, как же она похожа на своего отца! И какая красавица!
Джоанна и не ожидала, какое оглушающее счастье познает, прижимая к груди своего ребенка!
Потом она уснула глубоко и спокойно.
Даже Абу Хасан передал ей свои поздравления. Он же позаботился, чтобы из селения прислали заранее выбранную кормилицу, а молодой матери перевязали груди, чтобы их не распирало молоком. Знатные дамы не должны кормить своих детей, но Джоанна ни на миг не отходила от кормилицы, глядя, как жадно сосет грудь молодой смуглой кормилицы ее дочь.
— Ну и как вы все-таки ее назовете, мадам? — не унималась Даниэла. — Должна сказать, что ваш тюремщик Абу Хасан сказал, что не возражает, если вы надумаете ее крестить. Ведь в селении Шобак есть христиане, они платят джизью и имеют право иметь своего священника.
— Я уже выбрала ей имя, — не сводя глаз с ребенка, улыбнулась Джоанна. — В честь святой, которая поддерживала и помогала мне все это время. Мою дочь будут звать Хильдой!
