Микель Маривонн - Королева Алиенора, неверная жена
Своим превосходством над королем Беккет обязан в данное время тому обстоятельству, что его поддерживает Теобальд Кентерберийский, за которым стоит римская Церковь. Опора, которой пользовался король, только очень ограниченно, поскольку был коронован архиепископом.
– Сир, – сказал он, – мне понадобится огромное число писцов, чтобы переписывать хартии, корреспонденцию, делать описи имущества и переписи населения.
– Так нанимай же, Томас! Но выбирай только верных людей. Мы собираемся назначить новых шерифов в графствах! Надо будет сделать так, чтобы деньги возвращались в казну, надо найти опору семьям посреди этого океана шкурников. Мы проедем по моему королевству, мой дорогой канцлер, и проведем инспектирование, и не только для того, чтобы охранять наши границы. Я отправлю Ричарда де Люсе, чтобы он все осмотрел. Да, я знаю, задача тебе кажется непосильной. Не хочешь ли, чтобы я попросил Гилберта Фолио[31] присоединиться к нам? Этого Фолио сжигает огонь усердия услужить королю. Он очень хорош, этот Гилберт Фолио, и надеется убедить своего кузена Роджера де Херефорда, чтобы тот уступил мне свои замки в Херефорде и в Глостере. И в качестве цены за свою преданность что, вы думаете, он мне предлагает? Он просит твое место, твою голову, если тебе это больше нравится, – посмеивается Генрих.
Но он перестает смеяться, увидев, как побледнел Томас.
– В окружении Теобальда, поверь слову твоего короля, не только твои друзья. Ты должен был этого ожидать. Томас, мне представился случай понять, оценить по заслугам значимость той дружбы в юности, в которую ты так веришь. Среди многих ты найдешь лишь двух, может быть, трех друзей, которые останутся тебе верными.
И Генрих чуть нервно усмехнулся.
– Не хочешь ли сыграть в шашки, чтобы узнать, кто – Роже де Пон-Левек или Иоанн Беллесмен – останется тебе верным?
– Я не играю в шашки на своих друзей. Я знаю, что Роже де Пон-Левек ненавидит меня. И знаю также, что Иоанн Беллесмен испытывает ко мне дружеские чувства.
– Возможно, этот маленький аббат мне кажется симпатичным, но Гилберт Фолио и Роже Пон-Левек, поверь мне, бросили бы тебя на растерзание собакам, если могли бы.
– Мне пришлось пожаловаться на Роже Теобальду, – ответил Томас, – он меня преследовал.
– Ты хочешь сказать, что его гложет зависть, – продолжает Генрих, – этот человек предпочел бы видеть тебя скорее слугой на ферме, чем канцлером. И все-таки именно Роже Теобальд предлагает в капитул Йорка на следующие месяцы, что весьма странно. Однако он без колебания назначил тебя главой архидиаконата Кентерберийского вместо упомянутого нами Роже, делая тебя первым представителем английской Церкви.
– Я всем обязан моему господину Теобальду, но с вашей стороны, мой король, нет повода жаловаться на Церковь Англии. Не забывайте, что Теобальд защитил вас с риском для жизни, когда Стефан приговорил его к изгнанию. Не забывайте, что Завоеватель, который с честью носил свое имя, основал почти семейную церковь, в нее входили послушные ему нормандские сеньоры.
– Завтра на заре вели седлать наших коней. Мы отправляемся из Оксфорда до Нортгемптона, чтобы подтвердить Хьюго Биго, нашему сенешалю, что он имеет в личном пользовании графство Норфолк, потом направимся к Вильгельму д’Омаль. Мы увидим, Томас, передаст ли нам Роже де Херефорд замки Херефорд и Глостер.
– Если цена этого соглашения, сир, мое звание канцлера, примите мою отставку от должности.
– Я категорически отказываюсь. Разве для того я тебя назначил канцлером, чтобы ты разбрасывался этим титулом? После Омаля нам надо будет с оружием в руках отправиться к Мортимеру. Я его не пощажу. Так надо, ты меня понимаешь? Нужны его крепости Бриднорт и Уигмор и замок Креобари. Мы напоим лошадей в реке Уай, чащи Малверна нас не остановят. А потом мы отправимся в Уэллс, чтобы спровоцировать мятежных валлийцев[32]. Нужно же когда-нибудь сократить численность этих диких жителей, живущих в пещерах, как пастухи. Знаешь ли ты, какое у них главное оружие? Не лук, не таран, готовый пробить ворота крепостей, а туман, который прячет их лучше, чем безлунная ночь. Этот народ Уэллса, который сдался римлянам, но не саксам, отступит, ты увидишь. А мы будем громко трубить в горны и, разведя огонь, погоним валлийцев в их последние укрепления. Покончив с ними, я не откажусь от небольшого отдыха в аббатстве Тинтерн. Там хорошо предаваться размышлениям. Наш Вильгельм уступил приграничные районы страны трем баронам: Шрусберийскому, Херефордскому и Честерскому. Мой предок не мог предугадать, что это трудное дело достанется мне. Нам необходимо построить много замков для защиты в пограничных районах Уэллса. Когда дикари спускаются с гор, то становятся захватчиками. Это не просто люди, защищающие свои земли, это люди, которые угрожают. Я не хочу стать в глазах англичан похожим на кабана Ненниуса[33], приведшего в бегство всех валлийцев. Хороший король, – продолжал Генрих, – это и такой король, которого даже самый бедный из подданных готов благодарить за освобождение страны. Если Господь даст силы сражаться, то хотелось, чтобы меня сравнивали с королем Артуром.
Томас впервые слышит, чтобы Генрих поминал Господа. Для короля, как в прежние времена для Хлодвига, Бог был в первую очередь тем, кто дает силы лучшим воинам. Он был воспитан в этих принципах и умел рассуждать только как военачальник.
– Мне нужны самые талантливые люди, чтобы превозносить заслуги предков, да и мои тоже. Я нуждаюсь в хороших летописцах. Я намерен дать доход с церковного имущества всем монахам, чтобы те молились за нас в аббатстве Гластонбери. Необходимо, чтобы они отыскали могилу Артура. Это очень важно для меня. Гластонбери означает «остров, окруженный болотами», где заточили прекрасную Гиневру[34], похищенную у супруга. И все-таки Артур остался в истории самым обделенным любовью королем. Во всяком случае, я хочу видеть торжество Артура.
– Я должен пойти и отдать распоряжения насчет завтрашнего отъезда, сир, – сказал Томас. – Прошу меня извинить. Я вижу, что к нам приближается мой друг Иоанн Солсберийский.
– Определенно, – сказал Генрих, выходя с недовольным видом из зала совета, – по этому коридору ходит слишком много народа. Я оставляю тебя с твоим Иоанном Солсбери, о котором рассказывают много хорошего.
– Это, без сомнения, один из лучших теологов нашего времени и очень верный человек. Он произносил похвалы на вашей коронации очень искренне, полный надежды и веры в ваше будущее! Он проявляет ко мне дружелюбие, и я очень благодарен ему.
– Побьемся об заклад, что ты его не разочаруешь, – произнес ревнивый Генрих, – тем не менее ты остаешься моим усердным слугой. Никогда не забывай, Томас, что с сегодняшнего дня ты прежде всего должен слушаться своего короля.
Томас кланяется и удаляется, недовольный тем, как закончился разговор. В этот момент появляется Алиенора, отвечая на приветствие канцлера и Иоанна Солсберийского немножко чопорным кивком головы и весьма холодной улыбкой.
– Судя по ее виду, она не рада встрече с вами, – говорит Иоанн Томасу.
– Эта эгоистичная женщина, – говорит Томас, – в ярости, что ей не удается держать мужа в подчинении.
При виде супруги на лице Генриха отразилось недоумение. Было видно, что у королевы дурное настроение. Что она хочет ему сказать? У него не хватит совести пренебречь женой. Алиенора набрасывается на него. Она в гневе, ее выражения грубы, даже оскорбительны.
– Мне надо с вами поговорить. Вот список, который дал мой дворецкий, а ему в свою очередь передал дворецкий Томаса. Тридцать кусков сукна экарлата, столько же эстанфорта[35], биффы[36], сотня одноцветных отрезов, полосатых, в рубчик[37]!
– Обратитесь к вашему управляющему, мадам. Какое я имею к этому отношение?
– Увы, мой нежный друг, я буду чувствовать себя очень оскорбленной, если все будут пренебрегать мною. Мне ничего не сообщили о приготовлениях, которые впрямую нас касаются. Новый канцлер в буквальном смысле стал вашей тенью, следует за вами повсюду, решает все и крадет у нас часы интимных встреч. Я с детьми намерена жить во дворце так, как мне заблагорассудится. Не разрешайте ему все контролировать. Я хочу быть свободной с вами. Отошлите его.
Генрих никогда не видел Алиенору в таком состоянии. Он едва сдержался, чтобы не дать ей пощечину.
– И вы просите меня сменить канцлера, – гневно отвечал он, – в то время как мы с ним только что запустили большой проект реформы королевства и всей военной стратегии, чтобы спасти страну? Ах нет, мадам, вы переходите границы ваших супружеских прав и, что еще серьезнее, прав королевы. Неужели думаете, что я поддамся вам подобно бедному Капетингу, которым вы распоряжались как хотели? Не было ли чистым безумием с его стороны взять вас с собой и вашей свитой в крестовый поход? Безумные женщины – вот кто тащился вслед за Людовиком VII Французским. Если бы я должен был совершить этот крестовый поход, то не обременял бы себя ни сукном из Стенфорда – ни одноцветным, ни ярко-красным, – ни вами, мадам… Скорее ядрами для катапульт, топорами, шпагами и дротиками. Не рассчитывайте, что я взял бы с собой свиту ваших разочарованных влюбленных. И прекратите досаждать мне своими пустыми замечаниями. Будьте любезны, оставьте моего канцлера в покое, который к тому же по доброте своей хотел приготовить нам хорошее жилье!
