Карен Рэнни - После поцелуя
Для Майкла Хоторна, графа Монтрейна, теперь имели значение только три веши: стоявшая рядом с ним женщина, ребенок, которого она носила под сердцем, и их совместное будущее.
Эпилог
Счастливая и радостная семейная жизнь
зависит от супружеской гармонии.
Из «Записок» Августина X– У тебя на рубашке пятно, – удивленно заметила Маргарет. Хоторн стоял посреди утренней гостиной, являя собой живое и элегантное воплощение мастерства портнихи.
Если, разумеется, не считать пятнышка размером с монетку на его белоснежной рубашке.
Потерев испачканную ткань пальцами, Майкл посмотрел на пятно.
– Вероника с каждым днем все активнее, – промолвил граф.
– Думаю, это не Вероника, а ее папа, – с улыбкой сказала Маргарет. – Не надо устраивать с ней такие шумные игры после еды.
– Все это ерунда, – проговорил Хоторн в свою защиту. – Девочке это так нравится.
– Ну да, так же, как слушать, когда ты называешь ей цифровые комбинации и образцы кодов, – поддразнила Монтрейна жена. – Она еще слишком маленькая, чтобы понимать такие вещи.
Прежде Маргарет не раз думала о том, каким отцом может стать Майкл. Она пришла к выводу, что он непременно проявит к ребенку некоторый интерес. Однако ей и в голову не могло прийти, что граф Монтрейн буквально влюбится в ребенка и будет так его баловать. Хоторн так часто заходил в детскую, что няня даже жаловалась на него Маргарет. Но казалось, и малышка как завороженная слушает его голос. А уж при виде этих двух самых дорогих для нее людей – дочери и мужа – Маргарет чувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.
– Вероника – необыкновенно умный ребенок, – заявил Хоторн, выразительно приподнимая бровь.
– Майкл, да ей же всего три месяца от роду! – воскликнула Маргарет.
– Это не так мало для того, чтобы понять, что она обладает сверхъестественными способностями, – промолвил Монтрейн с гордостью.
Маргарет едва сдержала улыбку.
Бывало, что, работая над кодом, Майкл начинал заниматься его средней частью, еще не разобравшись в начальной. Ему было необходимо проверить разные образцы кодов, прежде чем он приходил к выводу, какой из них наиболее подходящий.
Внезапно графу пришло в голову, что в его жизни все обстоит точно так же.
Он был человеком, привыкшим жить в уединении, необходимом для его склада ума. Тишина была очень важна для него. Теперь почти все время вокруг Хоторна звучал смех, какие-то тихие песенки, ласковые разговоры с Вероникой да плюс к этому – тихие шаги по лестнице, милые голоса. Граф Монтрейн с удивлением обнаружил, что он то и дело бросает работу, чтобы с улыбкой послушать весь этот приятный шум, а затем вновь берется за дело.
За последний год в его жизни произошло так много перемен.
Полмесяца назад неожиданно уволился его слуга, заявив, что его нанял другой джентльмен – из высшего общества, большой франт, серьезно заботившийся о своем гардеробе и собственной персоне. От которого – в этот момент Харрисон презрительно фыркнул, глядя на графа, – не пахло так сильно ребенком.
Теперь режим дня графа Монтрейна зависел не от шифров, над которыми он работал, а от его дочери. Он мог неделями не заниматься боксом и сомневался в том, что любимые лошади узнают его, увидев в конюшне. Вся его жизнь сосредоточилась вокруг двух существ – Маргарет и Вероники. Но притом, что его мир, казалось бы, сильно сузился, он, как ни странно, стал намного больше.
Прежде все его мысли и поступки были в той или иной степени предсказуемы и запланированы. Сейчас целью Хоторна стало счастье, а еще он старался подарить своей жене как можно больше радости.
Надо сказать, магия волшебных чар, окутавшая дом графа, действовала не только на него. Няня Вероники постоянно что-то напевала, Молли улыбалась. Даже у Смайтона в последнее время был не такой мрачный вид, как всегда.
Лишь нынешний день омрачал существование Майкла Хоторна.
– Это они, – сказал Монтрейн, услышав стук в дверь. – Нам необходимо это делать?
Маргарет стряхнула с него какую-то пушинку.
– Лучше покончить с этим делом побыстрее, – промолвила она уверенно.
– Не понимаю я к чему, – недовольно проворчал Хоторн.
– Потому что в семье не должно быть разлада из-за чьих-то злых, пусть и необдуманных слов, – вымолвила Маргарет. – Настала пора наладить отношения. Вспомни о том, что у нас есть Вероника.
– Только не забывай, что я предупреждал тебя, – напомнил Монтрейн, выходя в холл следом за женой.
Смайтон подошел к входной двери и распахнул ее перед пришедшими.
Вдовствующая графиня Монтрейн вплыла в дом, как подгоняемый ветром парусник.
– Получила твое послание, Майкл, – светским тоном заговорила она. – Рада, что ты наконец-то взялся за ум после всего, что произошло. – Графиня сняла с головы капор и махнула дочерям в знак того, что они тоже могут снять верхнюю одежду. Девушки по очереди разделись, нагрузив при этом Смайтона такой кипой одежды, что бедняга под ее внушительным весом едва удержался на ногах.
– И где же моя новорожденная внучка? – поинтересовалась вдова.
– Полагаю, она спит, – ответила Маргарет.
– Ее следует разбудить, – безапелляционно заявила графиня. – Не каждый день дети знакомятся с единственной бабушкой. – Повернувшись, графиня громко позвала: – Смайтон!
Смайтон вернулся в холл – его руки наконец были свободны.
– Пошлите за няней, – распорядилась старая графиня, – я хочу видеть свою внучку. Так это девочка, вы говорите? – Она, нахмурившись, посмотрела на Маргарет.
– Не беспокойтесь, Смайтон, – перебил ее Майкл. – Я сам принесу Веронику. – Оставив женщин, он быстро взбежал вверх по лестнице.
Маргарет пришло в голову, что она видит весьма редкую картину – вдовствующая графиня Монтрейн, явно пораженная до глубины души, молча наблюдает за происходящим.
Когда дамы направились в утреннюю гостиную, Ада подошла к Маргарет и прошептала:
– Джейн подарила бы ему сына.
Маргарет лишь молча посмотрела на нее.
– Они с Джейн друзья, – объяснила Элизабет.
– Это возмутительно! Весь день мы будем заняты только младенцем! – проговорила Ада. – Никто даже не вспомнит, что я выхожу замуж!
– Тихо, Ада! – дружно произнесли Шарлотта и Элизабет.
Сестры недоуменно переглянулись, и Маргарет пришло в голову, что, пожалуй, они впервые проявляют такое единодушие. Наступила благословенная тишина, которая, увы, быстро закончилась.
– Прости меня, Шарлотта, – покорно извинилась Ада. – Мы не должны быть так жестоки. Даже Гораций говорил, что гнев сродни безумию.
Всплеснув руками, Шарлотта посмотрела на Элизабет.
