П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан
Султан грубо схватил ее за горло.
— Ты не поняла, что я сказал, моя сладкая Махидевран, — процедил он, смыкая пальцы. — Я велел тебе не показываться мне на глаза… Ты покинешь не только дворец Топкапы, но и Стамбул!
— Но ты не имеешь права так поступать. Я — мать наследника престола! — с трудом, корчась от боли и ужаса, прошептала Махидевран.
— Гиацинт! — закричал султан, по-прежнему крепко держа ее за горло. Лицо Махидевран побагровело, а тело обмякло.
Главный черный евнух выбежал во двор и опустился на колени перед своим господином.
— Немедленно отправляйся на базар! — закричал Сулейман. — Купи там самого грязного и вонючего верблюда, какого найдешь. Это будет мой последний подарок моей красивой фаворитке перед тем, как она навсегда нас оставит.
— Ты не имеешь права, — прошептала Махидевран, падая на колени.
Сулейман гневно посмотрел на Гиацинта и жестом велел ему выполнять приказ.
— Гиацинт, у тебя двадцать минут; не медли, иначе ты присоединишься к этой мерзкой шлюхе и отправишься в ссылку вместе с ней! — Он снова повернулся к Махидевран, которая заливалась у его ног бессильными слезами. Задрав голову, она обхватила ноги султана и принялась умолять простить ее.
Сулейман по-прежнему дрожал от гнева.
— Ты поедешь на грязном верблюде и будешь ехать до тех пор, пока он не падет от истощения и не сдохнет от жажды. Если я еще когда-нибудь увижу тебя или услышу, что ты продолжаешь существовать, я собственными руками задушу тебя и уничтожу плод твоих чресел. А теперь вон отсюда!
Он выпустил обезумевшую от горя женщину и понесся назад, в покои Хюррем.
Глава 101
Прячась в самых темных углах покоев, валиде-султан с тяжелым сердцем наблюдала за происходящим; ее грызла мучительная тревога.
Сулейман стоял на коленях рядом с диваном Хюррем. Молясь Аллаху, он подносил ее безвольную руку к своим губам и плакал. Изгнав из Стамбула Махидевран, он переселил Гюльфем, Ханум и всех черных евнухов в другие покои, чтобы никто не мешал ему быть с любимой. Давуда он поселил у себя; по ночам они оба сидели у постели любимой.
Хафса с ужасом смотрела на Давуда. Открывшаяся ей правда наполняла ее ужасом.
Всю ночь они сидели молча. Сулейман прижимался губами к руке и запястью Хюррем; он радовался, когда слышал слабый пульс, и не переставал молиться. Молитва вселяла в его душу пусть небольшую, но надежду.
Давуд положил дрожащую руку ему на плечи.
Вдруг Хюррем приподнялась и громко закричала.
Мужчины в тревоге отпрянули. Хафса подбежала к дивану и принялась укачивать роженицу. Хюррем застонала и, открыв глаза, наполненные слезами, потянулась к Сулейману и Давуду. Оба взяли ее за руки. Гневно глядя на мужчин, Хафса провела рукой по тугому животу Хюррем.
— Ребенок выходит, — встревоженно прошептала она. С сомнением покосившись на Давуда, она сдернула с Хюррем покрывало. Огромный живот ходил ходуном.
Мужчины сидели, оцепенев от ужаса. Они чувствовали себя совершенно бесполезными, никчемными.
— Сынок, поддержи свою любимую, иначе я не смогу сделать свое дело.
Сулейман поспешно влез на диван и лег рядом с Хюррем. Роженица, раздираемая мучительной болью, всей тяжестью навалилась ему на грудь, а он крепко обнял ее и прижался щекой к ее щеке. Хафса встала в ногах дивана и нащупала головку ребенка.
Хюррем чуть слышно застонала, и головка скрылась в ее лоне, и почти сразу хлынула кровь. Сулейман старался держать ее как можно нежнее; его слезы падали на ее измученное страданиями лицо. Давуд погрузился в мрачные раздумья, сжимая ее руку в своей.
— Хюррем! — плача, позвала Хафса. — Тужься, дорогая. Выталкивай ребенка наружу!
Роженица пробормотала что-то нечленораздельное, слабо хватаясь за Давуда и поворачивая голову, чтобы посмотреть в глаза Сулейману.
— Ребенок важнее меня, любимый. Пожалуйста, помоги ему появиться на свет… — с трудом прошептала она.
Сулейман коснулся губами ее щеки, но ничего не ответил, он отчаянно старался сдержаться от проявлений своего горя.
Тело Хюррем сотрясалось в схватках; она снова закричала от боли.
Хафса наклонилась к ее ногам, глядя, как во второй раз показываются черные волосы ребенка, слипшиеся от крови.
Она нахмурилась и посмотрела на Хюррем и Сулеймана. Затем жестом подозвала к себе Давуда.
— Давуд! Подойди сюда. Мне понадобится твоя сила, чтобы извлечь ребенка.
Его передернуло; лицо побелело от страха, но он выполнил приказ валиде-султан. С трудом подойдя к ней, он положил ладони на внутреннюю поверхность бедер Хюррем. Скоро его руки стали скользкими от крови. Он как мог помогал любимой. Вот его пальцев коснулся затылок ребенка… Он ахнул от ужаса.
Хюррем заплакала от бессилия. Сулейман нежно обнял ее, беспомощно глядя на валиде-султан и Давуда. Вдруг фаворитка обмякла и потеряла сознание в его объятиях. Он в страхе вскрикнул.
— Сулейман! — закричала Хафса. — Надави ей на живот! Нельзя допустить, чтобы ребенок снова ушел внутрь, иначе мы потеряем обоих!
Она вскочила и выбежала в соседнюю комнату. Через несколько минут вернулась с острым кинжалом. Наклонившись к Давуду, она заглянула ему в глаза.
— Я рассчитываю на тебя, Давуд. Готовься принять ребенка.
Он кивнул.
Валиде-султан приложила острие кинжала к плоти Хюррем — над самой головкой ребенка. Сулейман надавил ей на живот. Лезвие прорезало плоть, и ребенок, захлебываясь, вышел на свет… Хрустнула смещенная кость Хюррем.
Давуд держал на руках маленький комочек. Его жгли слезы радости и горя. Хафса бросила кинжал на диван, выхватив у него младенца, подняла его в воздух и ловко хлопнула по спинке. Вначале он не подавал признаков жизни — как и его мать. Хафса еще раз шлепнула новорожденного. Малыш дернулся, закашлялся и задышал. Потом громко, пронзительно закричал, отчего все находящиеся в комнате вздрогнули. Обессиленная Хафса передала ребенка Давуду и, перевязав пуповину, перерезала ее острым кинжалом. Затем жестом приказала Давуду отойти. Теперь ей предстояло позаботиться о роженице. Давуд молча расположился на диване. Пока Хюррем лежала без сознания, мужчины согревали ее тело своим теплом и прижимали ребенка к ее едва бьющемуся сердцу. Слезы градом лились из глаз обоих.
Хафса как могла постаралась остановить кровь и обработать рану, которую сама же и нанесла. Она покрыла поверхность раны густым слоем целебной мази и как можно глубже затолкала в зияющую рану тампон. Схватила Хюррем за левую ногу, глядя в лицо лежащей без сознания женщины, а затем перевела взгляд на охваченных ужасом мужчин по обе стороны от нее.
