Нина Соротокина - Венец всевластия
Василия, который тоже обрел свободу и вернулся к прежнему образу жизни, она не поставила в известность. Это была только ее тайна. Василий был тих. Изчезла прежняя удаль из его характера, уже не буянил он с ватагой, не скакал во всю прыть по городским улицам и окрестным полям. Много времени поводил он теперь во дворце за молитвой, постничеством и учебой, наверстывая то, чем пренебрег ранее.
Софья понимала, нюхом чуяла, что Патрикеев не всегда созвучен царю в настроении, потому как занят делами мирными и о войне рассуждать не хочет. То Патрикеев Служебник с дьяками составлял (не обошлись бы без него!), то ездил к отцам церкви, ведя ученые богословские споры, также тесно общается с фряжскими архитекторами. Тем не менее главным советчиком царя в делах литовских был именно Патрикеев, Иван доверял ему полностью.
В это спокойное для государства, но чрезвычайно нервное для царя время, он жил потирая руки от нетерпения, сейчас с Литвой посчитаться или еще погодить, Иван получил из Литвы чрезвычайно взволновавшее его послание. Ему писал внук его давнего заклятого врага Шемяки — князь Василий Иванович Северский. Послание было написано в самых верноподданических тонах. Шемячич умолял царя смилостивиться, «простить холопам твоим (вишь как себя именовал!) прежние вины и дозволить мне у тебя быть и бить челом о службе».
Иван глазам своим не верил: Шемячич возжелал отложиться от Литвы и предлагал себя с землями — Новгород-Северским и Рыльском. Это была новость так новость!
Со смерти князя Дмитрия Шемяки, которого русское духовенство называло вторым Каином и Святополком Окаянным в братоубийстве, прошло ровно сорок пять лет. Сам Иван еще отроком — двенадцать лет ему было — успел повоевать с Шемякой под Галичем, когда «второй каин, претендуя на московский стол, дал большую битву и проиграл ее. Укрылся Шемяка в Новгороде. Он надеялся опять накопить силы и выступить против Василия Темного. Но не успел, умер. Говорят, что его по приказу великого князя отравили ядом, поданным в печеной куряте. Иван не осуждал отца. Он знал, что удельные войны кончаются только со смертью одного из претендентов на трон.
Семейство Шемяки бежало тогда в Литву. Путь их лежал через Псков. Псковичи приняли беглецов не сказать, чтобы радушно, но двадцать рублев дорожных дали. Вскоре в Литву также всем кланом сбежал второй участник детского Иванова кошмара — князь Иван Можайский. Оба семейства были радушно приняты королем Казимиром и пожалованы землями.
Кажется, какое дело русскому царю до Казимировой щедрости, но и этого не мог простить Иван ни Литве, ни сбежавшим князьям. Дарованные земли находились в заповедном крае — вблизи Киева, отческого дома всех Рюриковичей. Иван спал и видел, что Киев когда-нибудь вновь вернется под власть Москвы.
Иван все время держал в памяти Шемячича и Можайского, и, даже заключая с Литвой свадебный договор, особо указал на изменников, что, мол, если станут те князья творить козни против Москвы, то Александр обязан в том тестя упредить.
Однако о том, как должен вести себя Иван в случае козней негодников-князей против Литвы, в договоре не было сказано ни слова. Иван решил, что специального гонца к Шемячичу гнать не гоже, но как только представится случай, сообщить в Новгород-Северский, что условия приняты.
Но доброжелательная судьба на этом не успокоилась, в Москве было получено еще одно тайное послание. На этот раз из Литвы писал князь Семен Иванович Стародубский-Можайский (сын заклятого Ивана Можайского). Он тоже предлагал себя на службу к русскому царю, желая отложиться вместе с землями: Черниговым, Стародубьем, Гомелем и Любичем.
Сбылась мечта Ивана. Мало того что поверженные враги у ног его просят милости, так еще присоединяют к Руси столь богатые земли. Об Александре он не думал. Объединение Руси — во имя этой идеи все средства хороши. Чистую радость омрачала одна малость. В тайном послании имелась приписка, занимающая половину листа. Князь Семен в самых страстных выражениях обговаривал Шемячича, обвиняя его в злых кознях, и призывал царя, что если он, Шемячич, предложит свою службу Москве, не верить ни единому его слову.
Иван призвал на совет Патрикеева и Ряполовского. Князь Иван Юрьевич сказал:
— Это игра злая, только не пойму, к чему ее затеяли — к войне или к миру. Надо подождать.
— И разведать, — добавил Ряполовский, — в чем смысл этих двух посланий. И заединщики ли князья северские с Александром или действуют по своей воле.
— Разберись, князь Семен Иванович, — сказал царь, — да не откладывай дела в долгий ящик.
Вот тогда-то и поехал в Литву гонец с тайным приказом. Иван не стал посвящать жену в эти дела ввиду их крайней деликатности. Однако кое-что Софья сам сумела выведать.
Поставленные ей соглядатаи сообщили, что от дома Ряполовского отбыл тайный гонец в Вильно. Кто таков? Софье рассказали, что дьяк Микола Лихий есть доверенный человек Ряполовского и используется им для самых трудных поручений.
10
Тайный гонец, тот самый дьяк-замухрышка, коего послал Ряполовский в Вильно, благополучно вернулся домой и привез важные сведения. Путем аккуратных расспросов православного духовенства, верных людей, а также русского представителя в Литве, удалось выяснить, что два недруга Ивановых — Шемячич и Семен Стародубский-Можайский — находятся друг с другом в непримиримой вражде. Отчего эта вражда приключилась, неизвестно, ведь родители их были заединщиками и князем Александром равно обласканы. Но говорили надежные свидетели, что сами слышали угрозы князя Можайского: положить все силы, но разоблачить перед лицом Александра своего врага Шемячича, и что согласен он для этого пойти на любые уловки.
Иван выслушал речи гонца с досадой, которую немедленно сорвал на Ряполовском:
— Мало ли что люди наплетут! Не всему стоит верить.
Князь Семен Иванович глянул на царя с удивлением. Обычно тот был внимателен и подозрителен относительно литовских дел. И уж если он Александру не верит, сомневается в каждом его слове, то почему выгораживает сыновей своих старых недругов?
Никого он не выгораживал. Ивану хотелось, чтобы в письмах князей-перебежчиков не было подвоха, а так только — местная свора. Пока ему было выгодно верить в искренность князей-перебежчиков, в мечтах он уже почитал их земли своими собственными.
— Так сделаем, — подытожил он. — Шемячичу передайте ответ, что мы наследственную вражду забываем и в службу его принимаем. А Можайскому пока ответа не давать. Подождем.
— Государь, а не желают ли враги наши запятнать ваше доброе имя в глазах Александра?
