Джо Беверли - Моя строптивая леди
Знала она и то, что бал будет не просто балом, а поворотным моментом в ее судьбе. Что бы ни планировал Родгар, эти несколько месяцев ее жизни подходили к концу, а с ними должна была закончиться и мирная жизнь последних дней. Возможностей виделось две: быть восстановленной во всех своих прежних правах, каким бы невероятным это ни казалось, или быть окончательно растоптанной, уже без надежды на лучшее.
Ожидание было бы не столь напряженным, будь рядом Син, но Честити намеренно избегала его. Он как будто всерьез вознамерился ждать брачной ночи, и хотя она была тронута этим рыцарским поступком, близкое присутствие Сина, его облик, прикосновение его одежды — все было источником танталовых мук. Она и жаждала близости, и грустно радовалась тому, что эта нить не становится крепче с каждым днем. Перед смертью все равно не надышишься, и если им предстоит разлука, тем проще будет разорвать узы.
Никогда еще разумный подход не был так ненавистен Честити. Она участвовала в подготовке к балу со всем пылом человека, который ищет забвения.
Наконец был сделан завершающий штрих: из Лондона прибыла партия китайских бумажных фонариков. Их развесили в бальном зале, и чудо превращения стало окончательным. Еще раньше у стены напротив дверей водрузили пагоду со светильником внутри, окруженную кукольными китайцами. Их приводил в движение хитроумный механизм, постоянно требующий завода. Для этой цели была выделена группа мальчишек, но Честити все время казалось, что игрушки движутся сами по себе, с помощью древней магии. Да и вообще в этот день в Родгар-Эбби верилось: стоит захотеть — и случится чудо.
Не в силах разрываться между страхом и надеждой, незадолго до бала Честити закуталась в меховую накидку и вышла на западную террасу полюбоваться закатом. Немного погодя появился Син и молча встал рядом. Надо было бы сразу уйти, но Честити не нашла на это сил теперь, перед возможной разлукой.
— Что-то назревает, я это чувствую! — сказала она, дрожа не от холода.
— Ты просто взволнованна.
— Нет, Син. Мы все натянуты, как струны!
Она вспомнила о заводной пагоде и отчего-то вообразила себе, как Родгар, словно часовщик, заводит гигантскую игрушку, где будут двигаться люди в масках и где бог знает что произойдет, когда завод кончится. Этот образ навевал страх. Хотелось укрыться в любимых руках и хоть ненадолго забыться.
— Как ты думаешь, Син, отец приедет?
— Непременно приедет, если приглашение было правильно составлено.
— И ты знаешь, каким оно должно было быть?
— Нет, но Родгар скорее всего знал. — Син улыбнулся ей и переменил тему. — Что ты наденешь на бал?
— Маску, разумеется.
— В маске будет каждый. Меня интересует цвет твоего домино. Хоть намекни!
Честити приказала себе молчать.
— Как хочешь. Если я не угадаю, кто из них ты, значит, я тебя не заслуживаю. Слышишь, Хлоя?
Он взял руку Честити в свои. Это, а также звук тайного имени подорвал ее решимость. Честити склонилась ближе к Сину и некоторое время они прохаживались по террасе. Его рука была рукой фехтовальщика — сильная, ловкая, по-своему изящная.
— Ты отлично фехтуешь, Син. Почему ты не сказал мне об этом?
— Сожалеешь, что я не хвастун? — усмехнулся он, играя ее пальцами. — Да, мне повезло с этим талантом.
— Одного таланта мало, нужно еще долго упражняться.
— Когда задача по душе, она чаще всего и по плечу. — Кончики пальцев пощекотали ладонь. — Обычно мой противник слабее, но однажды в Канаде мне попался француз, военнопленный. Вот он был хорош, без натяжки ровня мне. От него я набрался кое-каких полезных тонкостей.
— Ты вызвал его на дуэль?
— Нет, на тренировку, — сказал Син, поднес к губам их сплетенные руки и прикоснулся к пальцам Честити.
Это заставило ее сладко содрогнуться. Син имел над ней некую чувственную власть, и было страшно его покинуть.
— Фехтование постепенно переходит в разряд декоративных искусств. — Он вздохнул с сожалением. — Родгар прав, пока какой-нибудь болван может ради шутки или по злому умыслу отправить тебя на тот свет, лучше держать клинок наготове и не терять сноровки. Но вообще пистолет лучше, это в самом деле смертельное оружие.
Смерть? Честити не хотелось говорить о смерти. Когда Син потерся щекой о ее пальцы, она вдруг ощутила разом и потребность в защите, и желание защитить его от всех опасностей жизни.
— Почему мужчинам непременно нужно драться? — жалобно спросила она.
— Они не только дерутся, — возразил Син, — но и делают массу других, более приятных вещей.
— Ах, Син!
Как она хотела его! Если бы он пожелал взять ее прямо здесь, на холодном камне террасы, она бы не противилась.
— Когда ты вздумаешь снова переодеться в мужское, — сказал он, опуская руки, но не расцепляя их, — я научу тебя азам фехтования.
— Надеюсь, мне уже не придется прибегать к такому маскараду.
— Значит ли это, что ты не находила в нем и капли удовольствия? — осведомился он, отчего-то с нажимом.
— Находила, — призналась Честити. — Сам факт был занятным и… и волнующим, но обман мне противен. Вспомни, ведь это была жизнь в позоре! И все-таки я ни о чем не жалею, потому что встретила друга. Друга по имени Син Маллорен.
Словно по волшебству, золотой отсвет в его глазах угас, в них появилось сожаление.
— Я был другом юному Чарлзу, но все испортил, обольстив Хлою.
— Испортил? Ты так это называешь?
— А разве нет?
Честити знала, что истина всегда многолика. Но отчего Сину непременно нужно смотреть на вещи с иной точки зрения?
— Послушай, не стану спорить, что пожениться было бы чудесно, но…
— Мы и поженимся! — бесцеремонно перебил он. — Когда я сказал, что не буду докучать тебе, это была глупость, чушь! Я никогда, никогда не уступлю тебя другому, кто бы он ни был! — Руки его проникли под накидку, чтобы прижать ее теснее. — Я не могу без тебя, Честити. Эти несколько дней в Родгар-Эбби заставили меня понять, что ты нужна мне больше душой, чем телом. Если так тебя больше устраивает, станем жить вместе как брат и сестра.
— С чего ты взял, что это меня устраивает больше?
Не в силах больше выносить пытку его близостью, девушка сама прильнула губами к губам. И отшатнулась, расслышав шуршание колес по гравию.
— Карета!
— Не волнуйся так, милая. — Син и не подумал выпустить ее из объятий. — Это может быть кто угодно.
— Если это гость, то чересчур ранний. Нет, Син, это не может быть кто угодно! Это отец!
Она дрожала, вся во власти слепого ужаса. Син взял ее ледяные руки в свои.
— Он больше не властен над тобой. Он не посмеет тебя обидеть. — Когда дрожь утихла, он повел Честити в дом, обнимая за плечи. — Будь сильной, милая, будь храброй. Даже если это сам дьявол, ты встретишь его с достоинством. Я буду рядом, не бойся.
