Джил Грегори - В ожидании счастья
– А я все время представляла, как он подъезжает к двери и забирает меня с собой. Не важно куда. Просто хотелось убраться с этой фермы, от этой…
– Энн, – закончил он за нее.
Она кивнула и тут же удивилась: почему она рассказывает о себе, в сущности, совершенно чужому человеку? Она резко сменила тему разговора:
– А у вас есть братья или сестры, мистер Рид? Сапоги Джейка царапали пол, когда он пошел к своему мешку и достал из него фляжку виски. Он плеснул немного в оловянную кружку, предложил Мэгги, и она не отказалась. Медленно потягивая виски, она наблюдала, как он сделал большой глоток прямо из фляжки, потом сел на матрас и прислонился широкой спиной к деревянной стене.
– У меня было два брата, – наконец заговорил он. – Оба старше меня, и оба погибли на войне.
– А ваши родители? – тихо спросила она, держа кружку в ладонях. Внутри все горело от виски, потому что она редко пила что-нибудь крепче бузинного вина.
На его худощавом лице мелькнула тень.
– Мама умерла, когда мне было семь. Отец умер от пьянства через несколько лет, но прежде вышвырнул меня из дома за то, что я прятал от него спирт.
Ее сердце сжалось.
– Сколько вам было лет?
– Четырнадцать, – хрипло проронил он. Он неотрывно смотрел на флягу с виски, и в его кошачьих янтарных глазах появилось холодное, задумчивое выражение.
– И что вы делали?
Он оторвал взгляд от фляги и уставился на Мэгги. Сделав еще один глоток, он заткнул флягу пробкой и отложил ее в сторону.
– Взрослел. Перестал быть тщедушным чумазым мальчишкой с бедной фермы в Миссури и научился выживать. Я занимался всем, что только можно вообразить, Мэгги. Болтался по золотым приискам, даже поработал в серебряной шахте. Но мне не хватало веры в то, что я в одночасье разбогатею. Очень рано я понял, что нельзя надеяться на удачу, или золото, или на что-нибудь еще, кроме собственных мозгов и мускулов. – Он замолчал, его глаза потемнели. – Самое важное в моей жизни случилось тогда, когда я научился стрелять. Меня научил человек по имени Линк Эрл. Он стал для меня настоящим отцом. Он был самым быстрым и метким стрелком в мире, но его убили – устроили засаду. Я нашел тех, кто это сделал…
Она поежилась.
– И тогда вы стали разбойником, – пробормотала она, чувствуя одновременно жалость и неприязнь. Бедный мальчик, попавший в мир насилия, не имевший ни дома, ни семьи… У нее по крайней мере были Белдены, крыша над головой и каждый вечер ужин на столе. Неудивительно, почему Джейк Рид стал таким. Выбора у него не оставалось.
– Да, я стал разбойником. После того как убили Линка, я так ненавидел людей, совершивших это, да и остальных, что решил освободить Запад от всех негодяев или, как минимум, от тех, кого я мог выследить. – На его лице появилась печальная улыбка. – Но… чем больше я их отстреливал, тем больше их было – в соседнем округе, в соседнем городе или даже в соседнем салуне. Те, кого я убивал, конечно, были нехорошими людьми, однако вскоре я вдруг понял, что становлюсь похожим на них – хладнокровным, жестоким, постоянно озирающимся назад.
– Не могу поверить, что вы когда-нибудь использовали свое ружье для низких целей – чтобы припугнуть или обидеть невинного человека.
– Нет.
– Вас нанимали для того, чтобы вы защищали честных людей от негодяев, которые поступают таким образом?
Он вздохнул.
– Да. Но самое смешное состояло в том, что одно убийство всегда порождало целую цепь убийств. Я понял, что, как только человек пойдет по такой дорожке, всегда найдется какой-нибудь молокосос с ружьем, который хочет обязательно прославиться, или какой-нибудь грошовый негодяй, который хочет всех перехитрить. Такие, как я, – честные стрелки, пытающиеся восстановить справедливость, когда какой-нибудь несчастный фермер оказывается втянутым в неравную борьбу с негодяями, вроде тех, кто убил Линка Эрла, – зачастую кончают тем, что совершают множество поступков, которыми не стоит гордиться. Ради того, чтобы остаться в живых.
Мэгги разглаживала свою темную хлопчатобумажную юбку.
– А вы хотели когда-нибудь оставить все это? Обосноваться где-нибудь?
Он взглянул на нее, и его глаза блеснули, но голос оставался бесстрастным.
– Бывало.
– Я раньше думала, что никогда не буду счастлива, сидя на одном и том же месте. Но когда приехала в Тэнглвуд и вышла за Сойера, мои взгляды изменились. Я будто пустила корни.
Даже через комнату она почувствовала, как он напрягся и сжал зубы.
– Вы, наверное, очень тоскуете по своему мужу. Мэгги смотрела на свои сцепленные руки, лежавшие на коленях.
– Да, тоскую.
Но как объяснить, что она тоскует по прежнему Сойеру, а не по тому, который исчез в последние годы и, к сожалению, превратился в одержимого амбициями, обуреваемого жадностью человека? Нет, не за него она выходила замуж и не о нем горевала теперь.
Она стала одинокой задолго до того, как Сойера убили. Казалось, прошла вечность с тех пор, когда она чувствовала, что муж любит ее, что она нужна ему. Почти год – с тех самых пор, как Колин Вентворт выступил со своим ужасным разоблачением, Сойер ни разу не позволил себе хоть что-нибудь, похожее на ласку. Видимо, поэтому ее тело так странно реагировало сейчас на то, что она здесь наедине с этим мужчиной… Джейк Рид – прямолинейный, резкий, его властный тон раздражал, и все же он притягивал ее к себе. Спокойная сила, непоколебимая уверенность в себе давались ему совершенно естественно, без малейших усилий. Они были его неотъемлемой частью, как, например, кожа.
Несмотря на все, что она слышала, в нем совершенно не чувствовалась жестокость или страсть к убийствам. Вглядываясь в его худощавое лицо, Мэгги могла дать голову на отсечение, что этот человек никогда не тронет безвинного.
Женским чутьем она поняла, какая одинокая душа прячется за внешним спокойствием. Она-то знала, что такое одиночество…
Возможно, поэтому между ними не было отчуждения, натянутости. Только взвинченное напряжение, наэлектризованность душного воздуха.
Встревоженная учащенным биением собственного сердца, разгоряченной кровью, побежавшей по жилам, Мэгги поднялась со стула.
– Пора возвращаться. Если дети проснутся и увидят, что меня нет…
В этот миг тишину ночи разорвал выстрел. Пуля влетела в окно, завешенное шкурой, и впилась в бревенчатую стену хижины.
Джейк метнулся к Мэгги и отшвырнул ее на свой матрас, прошептав:
– Пригнись!
Он потушил лампу, вынул револьвер и, согнувшись, занял позицию под окном. Раздался второй выстрел, потом третий.
С бьющимся сердцем Мэгги, лежа на полу, наблюдала за тем, как он приподнял шкуру и выглянул наружу. Теперь, когда потушили лампу, напавшие не видели, что делается внутри.
