Сьюзен Джонсон - Серебряное пламя
Трей понимал, что она делает, когда Импрес обнажила себя перед ним, и держал свои чувства на привязи. Он не зеленый юнец, чтобы поддаться на продуманную провокацию. Но он видел ее поспешный, волнующий жест, которым она прикрыла груди, и опыт подсказал Трею. что леди ощущает такое же желание, как и он. Неужели она всерьез думает, что сможет удержать его?
Разрушенные надежды, резкость его слов слились для Импрес в какую-то одну безжалостно терзающую душевную боль. И когда она сказала отстраненно: «Это было слишком давно», он поднялся одним быстрым движением, намереваясь четко обозначить свою позицию.
Когда Трей двинулся по направлению к ней, она затрепетала. Его огромное тело угрожающе нависло над ней, но голос был спокойный:
— Но это было достаточно долго, не так ли?
Оказавшись рядом с ней, он коснулся ее плеча, потом его рука медленно скользнула вниз, и ее грудь скрылась под его ладонью. Тяжесть руки Трея на секунду стала нестерпимой, его жест был проявлением собственника. Ей бы следовало бороться с такой бросающейся в глаза властью, но ее предательское тело стосковалось по Трею, глаза закрылись, чтобы не выдать охватившее чувство.
— Я не собираюсь обращать внимание на тех, кто стоит впереди меня в очереди, — прошептал Трей, поглаживая тонкий шелк, ощущая упругое тепло и наблюдая с удовлетворением закрытые глаза и начавшее краснеть горло. — Я не буду ждать. Я приду к тебе домой. — Его большой палец чуть прижал ее сосок, поднявшийся под темным шелком. — В твою спальню.
Капелька молока просочилась через ткань, и Импрес тихонечко застонала, ее глаза томно приоткрылись в ответ на его бархатистый голос, восхитительное тепло распространялось вниз по телу.
Он слегка коснулся предательского пятна, и вновь стон сорвался с губ Импрес, которая была не в силах перенести удовольствие, доставляемое его пальцами.
— Я предупредил. — Его рука стала двигаться, пока не оказалась на пульсирующей вене под ухом, затем пальцы скользнули под мягкие волосы, прямо удерживая ее голову. — Извини, что я пользуюсь таким языком, — пробормотал он, его рука напряглась так, чтобы поднять ее лицо к себе, — но я собираюсь совокупляться с тобой.
Он улыбнулся так, что его губы чуть-чуть искривились, и освободил ее волосы. Кончик его пальца коснулся ее полной нижней губы.
— Если хочешь, можешь запереть двери, Импрес, но я все равно войду.
Она все еще сидела в оцепенении, когда он повернулся и ушел.
Глава 22
Все последующие дни Трей постоянно мелькал в доме: присутствовал на ленчах, ездил с детьми на экскурсии. Каждый раз, когда Импрес оглядывалась, то видела его. Но изменить что-либо она была не в силах, понимая, что было бы ужасно лишить детей огромного удовольствия встречаться с Треем. Она никогда не видела их такими счастливыми.
Гай учился индейскому искусству обращения с лошадьми, и однажды, придя на тренировочный круг, чтобы оценить его умение, Импрес едва не упала в обморок. Гай стоял на седле галопирующей лошади, расставив руки для равновесия и раскачиваясь так, что, по мнению Импрес, мог упасть в любой момент. Едва удерживаясь от испуганного крика, она наблюдала, ужасаясь, за этой сценой. Увидев Импрес, Гай жизнерадостно помахал ей рукой, а она, затаив дыхание от страха за него, помахала в ответ. Только когда брат опустился в седло, Импрес немного успокоилась. Гай тем временем подскакал к Трею, который молча наблюдал за его упражнениями, и что-то стал возбужденно говорить, размахивая руками. Сидевший на гнедой лошади Трей выслушал Гая, не сделав ни одного движения, а потом несколько раз утвердительно кивнул головой. Видимо, Трей согласился с уговорами Гая, потому что тот обернулся и громко закричал:
— Смотри на нас, Пресси, смотри!
Сердце Импрес тревожно оборвалось. Гай и Трей разъехались на противоположные концы дорожки и медленно развернулись навстречу друг другу. Трей первым двинулся рысью, затем перешел в галоп. Когда они стали сближаться в центре тренировочного круга, то стремглав понеслись навстречу друг другу. Одновременно оба встали на седла, балансируя, оценили дистанцию и, прыгнув одновременно, поменялись лошадьми.
Гай осуществил свой маневр с чисто мальчишеской лихостью и несколько неуклюже, в то время как движения Трея были экономичны, изящны и, казалось, не требовали никаких усилий. И тут Импрес вспомнила, что под обликом молодого ленивого бездельника скрывается искусный воин, воспитываемый с самого юного возраста как сын вождя.
Гай подскакал к Импрес и возбужденно воскликнул:
— Ты видела что-либо более удивительное? Мне понадобилось всего два дня, чтобы научиться! Трей говорит, что научит меня еще более сложным штукам!
Улыбка у Гая была от уха до уха, лицо и одежды покрыты пылью. Трей, одетый в замшевый костюм для верховой езды и изумительно сшитые мокасины, спокойно подъехал к Импрес вслед за Гаем, его бронзовые руки покоились на коротко подобранных поводьях, лицо было бесстрастно, но в глазах светились огоньки.
— Разве Трей не лучший в мире учитель? Я никогда бы не научился этому у Леклерка, даже за миллион лет! — Гай буквально кипел. И поскольку Импрес не откликнулась немедленно, он стал настаивать: — Разве не так, Пресси?! Ты же знаешь это. Он самый лучший тренер!
Импрес была вынуждена согласиться.
— Да, конечно, — машинально ответила она.
А бронзоволицый учитель улыбнулся красивой женщине, одетой в изысканный костюм, отороченный рысьим мехом.
Только оба они думали о других формах обучения.
К концу недели Макс уже узнавал Трея, когда бы тот ни заходил в детскую, и его глазенки-точная копия отцовских — радостно сияли при виде Трея. Затем малыш начинал сучить ручками и ножками до тех пор, пока отец не брал его на руки и не говорил:
— Ну, улыбнись папе.
Что Макс всегда и делал, оживленно лепеча и пуская пузыри. Ответная улыбка Трея была полна гордости и любви.
Макс теперь принимал участие во всех детских забавах. Трей держал его в одной руке, а в другой — Эдуарда, и звонкие детские голоса перекликались с топотом ног.
В субботу, когда няня ушла после полудня, а дети разошлись по своим комнатам, Трей спокойно уселся в детской, глядя, как Импрес кормит Макса. Он всегда устраивался на одном и том же стуле, когда бы ни приходил в детскую, и сейчас сидел расслабленный, с расстегнутым воротничком. Время от времени их взгляды встречались, и Импрес первой отводила глаза видя откровенное требование в его глазах. Но он даже не пытался коснуться ее.
— Что мне делать с тобой? — вдруг произнес он в тихой, освещенной лишь сумеречным светом комнате. Слова вырвались как будто непроизвольно. Улыбнувшись печально, Трей пожал плечами.
