Бренда Джойс - Пленница
— Тогда к чему ты клонишь, Александра?
Алекс смутилась. Он был так груб и подозрителен. Но ведь она спасла ему жизнь, и теперь он должен ей верить. Ведь она верит ему безоговорочно.
— Война стала затяжной, практически без активных действий. — Она чуть улыбнулась, сердце бешено колотилось. — Я не уверена, что правильно называю срок, но, по-моему, в конце августа Пребл начнет штурмовать город. Он даже атакует дворец. Поэтому нам надо сбежать немедленно!
— Господи! — Блэкуэлл побледнел. — Так тебе известны наши планы?!
Алекс отшатнулась, также побелев как мел. Слишком поздно она поняла, какую грандиозную глупость только что совершила.
— Вот что я хочу спросить у тебя еще, — прошипел Ксавье, тряся ее за плечи, как куклу, — на кого ты работаешь, милейшая, прекраснейшая Александра? Или мне следует звать вас миссис Торнтон? А может, Лили Зохара?!
— Как ты смеешь по-прежнему считать меня шпионкой?
— Для кого ты шпионишь? — Он едва не кричал.
— Я спасла тебе жизнь! — закричала она в ответ. — И ты все еще мне не веришь?! Может быть, я узнала это от Нильсена?
— Ты самая настоящая шпионка, и я не сомневался в этом с самого начала, — оттолкнул ее Ксавье. — Иначе ты бы не торчала здесь до сих пор, имея возможность сбежать, не располагала бы столь подробной тайной информацией. Скажи, ты работаешь на нас или против нас, Александра?
Алекс остолбенела. Как, разве Ксавье по-прежнему думает про нее самое худшее? А она-то решила, что его подозрительность и недоверчивость канули в прошлое! Как же она ошиблась!
И что прикажете теперь делать? А что она может сказать? Правду?
— Отвечай, — грозно потребовал он.
— Я не шпионка. Я люблю свою страну. И я люблю тебя.
Он лишь рассмеялся в ответ — зло, оскорбительно.
— Я говорю правду.
— Ты всегда говоришь правду! — передразнил он.
У Алекс сжалось сердце от отчаяния и страха.
— Ксавье, я не такая, как все.
— Это тоже было мне ясно с самого начала.
Она заставила себя гордо расправить плечи и смотреть ему прямо в глаза.
— Мое настоящее имя Александра Торнтон, я американка и никогда не предавала свою страну. Я не шпионка. Просто я…
— Ну?
— Я попала сюда из будущего.
— Не понял?
— Я родилась в Коннектикуте, в 1973 году. Когда я была в последний раз в Нью-Йорке, был 1996 год. Я окончила Колумбийский университет. И моя специальность была — и есть — история военного флота США
Он, выслушав все до последнего слова, расхохотался:
— Ну и ну, Александра, могла бы придумать что-нибудь поубедительнее!
— Клянусь тебе, я попала сюда из будущего! Клянусь чем хочешь, Ксавье! Поэтому мне известно так много! Я много читала про эту войну и про ту, что была раньше, между Штатами и Францией. И я прочитала про тебя. И тогда… — Она беспомощно умолкла. Он уже слышал о том, что она любит его, и вряд ли стоило ставить себя в еще более неловкое положение, повторяя это без конца.
— Чушь! — отрезал он. — Ты разочаровала меня, Александра. Ты вполне могла бы сочинить более убедительную историю — и даже рискнуть утверждать, что работаешь на нас!
— Но я не шпионка. — По ее щекам катились бессильные слезы. — И я люблю тебя!
— Этим меня не проймешь, — выпалил он.
— Мурад мне верит, — ухватилась она за соломинку.
— Пусть твой раб катится к дьяволу с тем, чему он верит, а чему нет! — Он снова кричал.
— Ты поднимешь на ноги весь гарем.
— И ты полагаешь, я должен поверить тебе про так называемый побег? — спросил Блэкуэлл, скрестив руки на груди.
Она набросилась на него. Замолотила кулаками по груди. Он схватил ее за руки.
— Да! — визжала она. — Черт бы тебя побрал, ты не можешь мне не верить! Или ты уже не помнишь, что я спасла тебе жизнь?
Его хватка ослабла. Выражение лица изменилось. В глазах промелькнула какая-то тоска.
— Разве я смогу об этом забыть? — Он резко отвернулся.
Алекс, чей взор помутился от гнева, с трудом различила, как он потянулся к двери каморки Мурада.
— Ты хочешь уйти? Вот так просто повернуться и уйти?!
Даже не оглянувшись, он выскочил из комнаты.
Алекс задыхалась. Сердце болезненно сжималось. Почему все идет наперекосяк? Почему?! Почему он не полюбил ее — по крайней мере настолько, чтобы поверить на слово, чтобы прислушаться к голосу сердца? И как прикажете ей доказывать Ксавье, что она не шпионка, что она из будущего?!
Паспорт! Она же может показать свой американский паспорт, тот, настоящий, а не поддельный. Вот вам и доказательство, в котором он так нуждается! Она завтра же пошлет Мурада к Нильсену — пусть принесет паспорт со всеми вещами. Как только он увидит американский паспорт и другие вещи, он обязательно поверит ей, иначе и быть не может!
Однако сердце по-прежнему ныло от тревоги и страха. Нельзя было дальше тянуть и закрывать глаза на правду. Ведь она всегда опасалась, что в действительности все будет не так, как ей мечталось. В глубине души всегда жил страх, что Блэкуэлл бросит ее и один вернется в Бостон, что они никогда не станут любовниками, что ее любовь останется безответной. И тогда ее ждет ужасная участь остаться вечной заложницей в Триполи, в девятнадцатом веке.
Алекс ужас как не хотелось оказываться обыкновенной восторженной дурой.
И тут она услышала какой-то шорох в коридоре, у двери. Алекс тут же вспомнила, какой шум они подняли здесь с Блэкуэллом. Она подскочила к двери и распахнула. И оказалась нос к носу с Зу. Первая жена злорадно улыбалась.
Сколько она подслушивала? Боже милостивый, а они-то на повышенных тонах обсуждали и побег, и планы Пребла, и происхождение самой Алекс!.. И она без конца обращалась к нему по имени.
— Мне что-то не спится, — ухмыльнулась Зу.
Обе отлично знали, что это ложь. Алекс зажмурилась, дрожа от испуга. Что, если Зу подслушала все — от начала до конца?! В таком случае она может считать себя мертвой. И Блэкуэлла тоже.
Глава 31
Мурад вышел из резиденции Нильсена в крайне мрачном настроении.
В его сумке лежал рюкзак Алекс с вещами из двадцатого века. Его раздражало любое напоминание о невероятной истории госпожи и страшила возможность оказаться застигнутым врасплох со всеми этими уликами. А еще он злился на Алекс, которой захотелось во что бы то ни стало доказать Блэкуэллу, что она из будущего. Все равно это ничего не давало, кроме доверия Ксавье. Мурада восхищала твердость, проявленная американцем по отношению к чарам его хозяйки. Она вселяла надежду, что эти двое никогда не станут любовниками, хотя раб всей душой желал счастья своей госпоже. Однако сейчас приходилось выбирать между ее счастьем и самой жизнью.
И Мурад не мог отделаться от ощущения надвигающейся беды.
