Джанет Линфорд - Незнакомка с соколом
– Так какова была причина?
Луи опустил глаза.
– Милорд, мне очень жаль, но я не могу сказать вам.
Чарльз сжал губы в тонкую линию.
– Я полагаю, тебе ясно, что ты не оставляешь мне другого выбора. Я не могу ограничиться легким наказанием, если ты отказываешься рассказывать мне, почему ты туда отправился.
– Я приму любое наказание, милорд.
– Только, ради бога, не бей его! – закричала Фрэнсис, хватая Чарльза за руку.
Чарльз понял, что спора не избежать. Он отослал Луи подождать на кухне и прикрыл дверь гостиной, приготовившись к схватке.
– Фрэнсис, Луи нарушил свое слово, – сказал он, стараясь быть убедительным.
– Да, я знаю, что он виноват. – Она умоляюще прижала руки к груди. – Но ты же можешь избрать какое-нибудь другое наказание. Любое! Пусть моет пол на кухне…
– Мой отец порол нас, когда мы нарушали свое слово, и мы хорошо усвоили его уроки. То, что было хорошо для меня и моих братьев, будет хорошо и для Луи.
– Но, Чарльз, почему ты не хочешь поверить, что у него была серьезная причина?
Чарльз нахмурился.
– Ты что же, думаешь, мне очень приятно наказывать его? Если ты знаешь, что это за причина, скажи мне.
– К сожалению, не знаю. Я хотела выяснить, но он очень скрытен.
– Вот видишь! У него есть секреты даже от тебя, а это никуда не годится.
Фрэнсис ничего не ответила. Ее вера в людей, которых она любила, была непоколебимой, и это принесло ей в жизни много горя. Чарльзу было очень жаль ее, но он не сомневался в своей правоте.
– Поднимись в спальню, – мягко сказал он. – Потом ты сможешь увидеть его.
Фрэнсис опустила голову, признавая свое поражение. Ей было нечего возразить, но она не могла смириться с тем, что он будет бить ребенка. Ей показалось, что между нею и Чарльзом разверзлась пропасть, которую невозможно преодолеть.
Она медленно прошла к двери, но на пороге обернулась, глаза ее сверкали.
– Я так сердита на тебя, Чарльз Кавендиш, что хотела бы… Я хотела бы не любить тебя!
Она резко отвернулась от него и выбежала из комнаты.
Слова Фрэнсис больно укололи Чарльза, но он не мог изменить своего решения. Взяв на себя воспитание Луи, он был твердо убежден, что необходимо быть строгим к мальчику для его же пользы.
Наломав за домом ивовых прутьев, Чарльз пришел на кухню и приказал Луи лечь на скамью. Он убеждал себя, что поступает правильно, но, когда розга свистнула и у мальчика вырвался невольный крик, Чарльзу стало так больно, словно это его ударили. Обругав себя за малодушие, он занес руку во второй раз и был поражен выражением лица мальчика.
Луи храбро ожидал следующего удара, с такой силой вцепившись в край скамьи, что суставы на руках побелели. Губы его дрожали, в глазах накипали слезы.
Чарльз собирался нанести ему десять ударов, но почувствовал, что не сможет. Черт побери, кто он такой, в конце концов, чтобы наказывать этого ребенка?! С проклятием, которое сотрясло стены, он сломал розгу о колено и со всей силой швырнул обломки в угол.
Луи обернулся к нему, на лице у него было написано удивление, смешанное со страхом.
– Ты не будешь выходить из дома в течение недели! – крикнул Чарльз. – И никаких больше дежурств по ночам у сигнального костра. Отправляйся в свою комнату и оставайся там!
Мальчик не стал ждать второго приглашения и метнулся к двери. Когда его башмаки простучали вверх по лестнице, Чарльз упал на стул и закрыл лицо руками – второй раз за этот вечер. Он был страшно разочарован – и в себе, и в мальчишке. А ведь Луи делал такие успехи, он уже научился читать и писать и мог бы вырасти образованным человеком… Неужели ничего нельзя поделать с дурными наклонностями, которые остались ему в наследство от беспризорного детства?
Чарльз не желал смириться с этой мыслью. В конце концов, Луи еще совсем ребенок и может попытаться начать сначала. Однако теперь мальчик должен не только доказать, чего он стоит. Он должен искупить свою вину.
Как это ни странно, но Чарльз чувствовал, что и он тоже должен начинать сначала. Ибо у него было идиотское ощущение, что Луи разочарован в нем не меньше, чем он в мальчике…
– Я не смог сделать это! – Чарльз захлопнул дверь спальни с такой силой, что стены задрожали. Фрэнсис вскочила; она была дивно красива в свете свечи, с распущенными иссиня-черными волосами. – Надеюсь, ты удовлетворена?
– Я просто счастлива! – Она бросилась к Чарльзу и обняла его. – Я же знаю, что на самом деле ты все-таки любишь наших мальчиков.
Он холодно отвел ее руки.
– Ложись в постель, а я хочу немного почитать. Мы можем опустить края балдахина, чтобы свет не мешал тебе спать.
– Сначала я должна увидеть Луи. Я хочу понять, что с ним происходит.
Фрэнсис направилась к двери, а Чарльз поставил свечу на маленький столик у окна, взял книгу и уселся там. Однако читать он не мог: из головы у него не выходило письмо, полученное накануне. Чарльз никак не мог решить, стоит ли говорить о нем Фрэнсис: если первое послание Инес усложнило отношения между ними, то второе может совсем отдалить их друг от друга.
Получив письмо, Чарльз долго смотрел на нераспечатанный конверт, подмоченный водой, и раздумывал, не бросить ли его в огонь. Потом все-таки вскрыл конверт, но, прочитав письмо, швырнул его в камин. Огонь охватил бумагу и быстро превратил ее в пепел, и Чарльза охватила ненависть. Инес намеревалась высадиться в Веймут-Малколме и требовала, чтобы он встретил ее корабль. Она милостиво позволяла ему выбрать, где они будут жить, ни секунды не сомневаясь, что он жаждет увидеть ее…
Чарльз чувствовал, что им овладевает черная меланхолия. Хватит того, что Инес разрушила его жизнь. Он не позволит ей разрушить доверие к нему Фрэнсис. И, как назло, впервые в жизни он не мог обсудить свои проблемы с Диконом, ибо у его друга были сейчас собственные проблемы. Чарльз и раньше замечал, что старый сокольничий сильно изменился, но только теперь понял причину этого. У него возникло горестное ощущение, что Дикон покинул Лалуорт и никогда больше сюда не вернется…
Всю следующую неделю мастер Дикон практически не появлялся на голубятне, а если и появлялся, то от него так разило спиртным, что у Фрэнсис в конце концов лопнуло терпение. Однажды утром она отправилась разыскивать его и обнаружила в постели. На ее вопрос, не болен ли он, Дикон ответил отрицательно, и тогда она прямо спросила, почему он проводит все вечера в таверне.
– Я не могу не бывать там. – Он театрально ударил себя в грудь. – Эта потребность живет во мне!
– Я не верю вам.
Дикон поднял голову, внимательно всмотрелся в нее, и, встретив его взгляд, Фрэнсис могла бы поклясться, что глаза его светятся прежним пониманием и мудростью. Впрочем, уже через мгновение Дикон опустил голову, и она решила, что все это ей только показалось.
