Патриция Райс - Грезы наяву
— Ничего страшного. Поднимайся к себе. Скажи служанке, чтобы спрятала ожерелье…
Но было ясно, что думает он совсем о другом.
— Что все-таки произошло? Может, я могу помочь?..
— А? Нет… Это по делам. Мне сейчас нужно уйти. — Он повернулся, но тут вспомнил, что перед ним жена и что сегодня — канун Рождества. — С Рождеством, милый тиран, и спасибо тебе. Лучшего подарка нельзя и придумать.
Она не успела даже обнять его и шепнуть на ухо то, что вдруг захотела, как Алекс был уже на пороге комнаты.
Ну что он за человек? Как только ей начинало казаться, что за непроницаемым фасадом пробуждается какое-то чувство, он окатывал ее ушатом ледяной воды. Когда же она научится ненавидеть его?
Глава 28
Алекс так и не пришел ночью. За завтраком его тоже не было. Рори выглядел мрачным и не успел толком поесть, как ему принесли такой же пакет, что и Алексу. Шотландец быстро откланялся и поспешно ушел. Жене тоже ничего не стал объяснять. Эвелин посмотрела на Элисон, надеясь, что хоть та что-нибудь пояснит.
Но Элисон избегала ее взгляда, а когда наконец обратила на нее внимание, — то слегка пожала плечами.
К вечеру кое-какие новости все же просочились. Один из кораблей «Грэнвилл Энтерпрайз» затонул вместе с экипажем. У Эвелин вырвался невольный крик, но она тут же взяла себя в руки. Теперь ей было ясно, что их разговор состоится не скоро.
Груз корабля был застрахован, но как и чем можно застраховаться от потери людей? И теперь нужно было оповестить семьи погибших моряков. Эвелин выросла у моря и знала, что это такое. Вдове капитана нужно нанести личный визит, всем остальным, по крайней мере, написать письма с выражениями глубокого сочувствия. Она вышла из гостиной и без особой цели побрела по коридору, тыльной стороной ладони утирая слезы. Праздник откладывался, и, похоже, надолго.
Заняться было абсолютно нечем. Алекс упорно не хотел пускать ее в свою жизнь, уходя все глубже в себя. Даже в этот час, когда больше всего нуждался в помощи. Эвелин знала эти симптомы. Сейчас и вовсе с головой уйдет в работу, чтобы заглушить боль. Как ни старался он казаться бесстрастным, но она догадывалась, что за пламя бушует у него внутри.
Если он и приходил ночью, то она не слышала. Когда Эвелин просыпалась, его опять не было. Ей хотелось обругать его, высказать разом все, что она о нем думает, сказать, что он последний дурак, если ничего не понимает. Но оставалось лишь неприкаянно бродить по бесконечным коридорам, ожидая непонятно чего.
До нее постепенно начинало доходить, что она вышла замуж за человека, с проблемами которого справиться не может. Она не в силах пробиться к нему, как бы ни хотела. 'Го, что составляло сейчас его натуру, складывалось десятками лет, с самого детства. Он привык быть один, с людьми сходился только по необходимости и при первой же возможности отбрасывал их прочь. Как прежде поступали с ним. Как поступила с ним первая в его жизни женщина. И теперь крепостная степа, воздвигнутая им вокруг себя, была настолько высокой и прочной, что Эвелин не знала, как проникнуть внутрь. Он не отталкивал ее, но н пускать не собирался.
Бывали моменты, когда ей казалось, что еще шаг — и откроется какая-то потайная дверца. Эти его редкие и такие неожиданные улыбки. Да и то, чем он поделился с ней в их первую ночь, он вряд ли открыл бы первому встречному. Были и другие моменты. Но теперь Эвелин видела, что их было слишком мало, и он сам, похоже, не придавал им никакого значения. Если он когда-то и открывался по-настоящему, то лишь в те моменты, когда они занимались любовью. Тогда получалось, что им двигала лишь страсть, похоть.
После обеда все собрались в салоне, и тогда наконец появился Алекс. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, а жест, которым он швырнул плащ слуге, явно говорил, что сейчас цепляться к нему не стоит. Однако опытная Дейдра подошла к Алексу с самой простодушной улыбкой и спросила:
— Есть какие-нибудь известия о спасшихся, Алекс? Иногда бывает…
— Они мертвы, милая леди, все. До берега им добраться оказалось не на чем, разве что на айсберге, на который они напоролись. А теперь извините меня… — Он, почти оттолкнув ее, направился к буфетной.
Но тут в наступление пошла Элисон. Белая рука была прижата к груди, а глаза смотрели с мольбой.
— Алекс, нельзя же во всем винить только себя. Капитан неверно выбрал курс. Садись, сейчас принесут горячего пунша…
Алекс остановился, словно наткнувшись на нес.
— А вы что, читали судовой журнал покойника, дорогая кузина, чтобы делать такие выводы? Пропустите меня. У меня полно работы… Пока я дождусь вашего ленивого лакея с вашим пуншем, успею напиться бренди…
Тут, как по заказу, рядом с Элисон материализовался Рори с бокалом в руке.
— Успокойся, Хэмптон. Садись, выпей. Мертвых не воротишь, только себе могилу выроешь…
— Черт возьми!.. Вы отстанете от меня?
Он распахнул дверь буфетной, через секунду вышел оттуда с полным графином бренди и, не глядя на окружающих, деревянной походкой вышел из салона.
В комнате повисла оглушительная тишина. Потом издалека донеслись грозные раскаты голоса Алекса, видно, по пути ему нечаянно попался кто-то из слуг. Тетка и Френсис сидели смущенно потупившись. Но Эвелин было не до них. Ее гораздо больше волновало, что думали его родственники. Ведь она должна была вмешаться. Но как? Как объяснить им, что Алекс настолько не принимал ее в расчет, что вмешательство воспринял бы как досадное недоразумение. Она была последним человеком на свете, от которого он ждал помощи и сочувствия.
Принесли чай, Френсис согласилась сыграть на спинете, и разговор постепенно возобновился. Потом Рори откланялся и ушел, и тогда Элисон подсела к Эвелин. Она даже не притворялась, что пьет чай. Долго и рассеянно смотрела в окно, а потом неожиданно начала:
— Ну, я-то его, положим, нисколько не боюсь. И если его гнев страшен, то только для него самого. Помню, после того, как у нас родился первенец, Рори, Алекс и еще несколько приятелей устроили соревнование — кто кого перепьет. Я не виню их, все переволновались и имели право расслабиться. Когда все упали под стол, Алекс все еще был на ногах. И все кричал, чтобы ему принесли еще, но слуги боялись входить. К тому же в доме почти не осталось спиртного. Он разгромил несколько комнат, прежде чем нашел то, что искал. Все руки у него были разбиты в кровь, он едва мог взять бутылку… Он тоже сумасшедший, только ни за что не признает этого. Рори мне рассказывал, как он потерял ребенка. И в ту ночь, рождение нашего сына, скорее всего, всколыхнуло в нем старую боль…
Эвелин стиснула кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Ей ли было не знать о безумии, которое пожирало Алекса изнутри! Но что она могла сделать?
