Глиннис Кемпбелл - Мой спаситель
Однажды он уже предлагал ей замужество. Она наотрез отказалась. Он не был склонен повторять собственные ошибки. Но вот сейчас она смотрела на него, затаив дыхание, и восхищение на ее лице постепенно сменялось недоумением, пока он не спешил с ответом.
— Почему? — прямо спросил он.
— По-потому что я вижу, что вы не такой, каким я вас себе представляла, — запинаясь, произнесла она. — Вы честный и… достойны доверия…
— Достоин доверия?
Она в недоумении уставилась на него.
— Теперь я понимаю, — с горечью сказал он. — Вы ничем не лучше своей матери. Теперь вы знаете, что я — Дункан де Ваэр. Теперь я вас достоин — с моим состоянием и положением.
— Дункан де Ваэр? — воскликнула она. — Это абсурд! Вы смогли одурачить Эль Галло и его экипаж, но я не так доверчива!
Он покачал головой, не веря своим ушам.
— Вы мне не верите?
— Что вы — сэр Дункан де Ваэр? Конечно, нет.
— Тогда почему вы хотите стать моей женой? — требовательно настаивал он.
— Я сказала вам…
— Я всегда был честен и достоин доверия, — решительно отрубил он. — Почему сейчас? Почему не раньше?
Она поежилась под его взглядом.
— Потому что…
— Потому что? — настаивал он, пытаясь заглянуть в ее душу.
И внезапно его глаза стали пустыми, и он многозначительно перевел взгляд на ее живот.
— Вы боитесь, что могли зачать ребенка, — догадался он, — и не хотите, чтобы он оказался незаконнорожденным.
— Нет! — вскричала она, но румянец на ее щеках подсказал ему, что он был близок к правде. Да, два дня назад замужество представлялось ей вполне приемлемым решением, но с тех пор она прошла через все круги ада. У нее было два дня, чтобы поразмыслить над всем, через что им пришлось пройти, над достоинствами цыгана, над своим предательством, над всем тем, что действительно имело значение. Она стала другой женщиной.
— Вам не о чем беспокоиться, леди, — буквально выплюнул он, и его глаза метали молнии. — Я всегда забочусь о своих отпрысках.
— Вы не понимаете. Я… — Лине уставилась на него, не веря своим ушам. — А сколько их у вас?
— Девятнадцать. — На его лицо набежала легкая тень задумчивости. — Или двадцать.
Сначала она подумала, что он просто шутит. Но он был серьезен, как никогда. Ей стало трудно дышать — он говорил серьезно.
— И если я женюсь, — сказал он сквозь сжатые зубы, — то по более веским причинам, чем необходимость дать свое имя ребенку, которого я зачал.
Лине отчаянно запротестовала.
— Пожалуйста, не торопитесь с ответом. — Святой Боже, лучше бы она вообще не спрашивала. Она все еще не могла смириться с тем, что у их любви не будет другого шанса. — Пожалуйста, подумайте над этим.
Он в нерешительности пожевал губами, прежде чем ответить.
— Я… подумаю об этом.
Он снял накидку с деревянного крючка и закутал ее, чтобы скрыть перепачканную кровью юбку. Потом он быстро увел ее с корабля, подальше от любопытствующей толпы, задержавшись на мгновение только для того, чтобы отправить какого-то парнишку в замок с сообщением об их благополучном возвращении.
На следующий день старая повозка, запряженная измученными пони, медленно тащилась по южной дороге. Обычно у Лине на поездку уходило всего несколько часов. При таких темпах им потребуется целый день. Слава Богу, подумала она, что капитан Кемпбелл оказался настолько любезен, что дал им денег на дорогу, в противном случае им пришлось бы идти пешком поскольку у троих путешественников — Гарольда, цыгана и ее самой — не было ни фартинга.
Она не знала, каким образом им удалось переночевать в гостинице прошлой ночью. В сущности, она почти ничего не помнила из происшедшего после того, как они сошли на берег. Но она проснулась отдохнувшей после благословенной ночи без сновидений на удобном соломенном тюфяке и обнаружила, что кто-то оставил для нее чистое нижнее белье и юбку.
Когда явился цыган с лошадью и повозкой и настоял, что должен сопроводить ее в Аведон, она едва не расплакалась от облегчения. Наконец она ехала домой.
И вот теперь путешествие подходило к концу. Янтарное солнце пряталось за горами, когда они взобрались на вершину холма, у подножия которого приютился Аведон.
Лине гордо вскинула голову. Прекрасную, поросшую густой травой долину, где паслись овцы, пересекала серебряная лента реки, огибая стены небольшого городка. Вдалеке виднелись поля пшеницы и ячменя, овса и ржи, распростершиеся на плодородной почве, подобно плащу с разноцветными заплатками. С вершины холма крытые соломой домики деревушки казались соседями, собравшимися посплетничать.
Когда они въехали в городские ворота и оказались на вымощенной булыжником улице, Лине вдохнула знакомый запах дома — свежескошенного корма для скота, выдержанного эля, резкий запах красильни, вечерней похлебки, разогреваемой в сотнях домашних очагов. Большинство купцов уже закрыли свои лавки и отправились по домам. Скоро наступят сумерки и городские ворота закроют на ночь.
В глазах у Лине появилась предательская влага, когда она подумала о том, как изменилась ее жизнь с тех пор, как она последний раз была здесь.
Дункан, прищурившись, рассматривал дома, мимо которых они проезжали. Он по привычке выискивал беспризорников, забившихся в щели между домами, и жалел, что у него нет с собой серебра.
Они приблизились к внушительному строению, обнесенному стеной, и Гарольд с гордостью указал на него рукой, что означало, что они прибыли к дому де Монфоров.
Над соломенной крышей высокого дома курился легкий дымок, хотя в закрытых ставнями окнах света не было видно. Двор был чистым и ухоженным, а его каменные плиты чисто подметены. Но никто не выбежал из дома, чтобы поприветствовать свою хозяйку. Дункан забеспокоился.
Лине, забыв о всякой осторожности в своем стремлении как можно быстрее оказаться дома, спрыгнула с повозки и побежала к деревянным воротам, готовясь распахнуть их створки, чтобы телега могла въехать внутрь. Не успела она коснуться деревянных панелей, как Дункан схватил ее за плечи и отстранил.
— Позвольте мне войти первым, — пробормотал он, всматриваясь во внешний двор перед домом, потом перевел взгляд на надворные постройки, но не заметил ничего подозрительного. — Подождите здесь. Я иду внутрь.
— Но вы… — запротестовал Гарольд.
— Подождите здесь. Я не хочу, чтобы вы попали в ловушку.
— Мне кажется, вам лучше… — начала Лине.
Он отошел, прежде чем она успела закончить. Вытащив кинжал, он приблизился к двери с величайшей осторожностью, словно охотник, выслеживающий оленя. Он медленно приоткрыл дверь.
