Виктория Холт - Охотничья луна
— Мне бы хотелось пожить на ферме, — сказала она. После обеда мы сидели в саду.
— Вечерняя прохлада — лучшее время дня, — сказала Вайолит.
Мы все пошли провожать его до ворот, чтобы там попрощаться, и очень жалели, что его визит подошел к концу.
Но на следующее утро он зашел снова.
Вайолит была в саду и чистила картошку, что она в хорошую погоду часто делала на воздухе, а Тереза рядом с ней лущила горох. Тетя Пэтти была одета для выхода, и я направлялась вместе с ней в деревенскую лавку. И тут появился мистер Маркем. Я увидела его из своего окна и крикнула:
— Привет! Я думала, вы уехали.
— Не мог, — сказал он.
— Идите в сад. Я сейчас спущусь.
Вайолит изрекла:
— Боже милостивый!
Она порозовела от удовольствия, Тереза тоже.
— В сущности, — сказал он, — я подумал, почему бы не остаться еще на день.
— Мы этому очень рады, — заверила я его.
Тетя Пэтти вышла в сад в своей шляпе с подсолнухами.
— Это приятный сюрприз.
— Это приятный прием, — ответил он.
— Он остается еще на день, — сказала Вайолит. — Тереза сбегай и принеси мне еще три картофелины. Думаю, гороха будет достаточно.
— Спасибо вам, — сказала он, — я надеялся, что вы пригласите меня остаться.
— Когда я думаю о том, что подают в «Королевском Гербе» в обеденной комнате, было бы неправильно не вытащить вас оттуда, — прокомментировала Вайолит.
— Я надеялся, что может быть меня по другой причине пригласят.
— По какой? — спросила Тереза.
— Что вы находите мою компанию достаточно развлекающей, чтобы согласиться потерпеть меня еще один день.
— О, мы находим, — воскликнула Тереза.
— А на обед у нас жареная свинина, — сказала Вайолит.
— Это утверждение или приглашение?
— Зная Вайолит, — вставила тетя Пэтти, — это и то и другое.
— Мне кажется, я пришел как раз, когда вы собирались куда-то, — сказал он, глядя на меня и тетю Пэтти, одетых для выхода.
— Всего лишь в деревенскую лавку. Мы собирались туда съездить на двуколке с пони. Хотите с нами? Пока я буду в лавке, Корделия может показать вам церковь, и мы вернемся вместе. Церковь стоит того, чтобы на нее взглянуть, хотя есть опасность, что колокольня в любой момент может рухнуть.
— А колокола треснули, — вставила Вайолит. — Если бы вы только их услышали, мистер Маркем, или скорее не стоит. Это позор.
— Думаю, будет лучше, если мы уйдем прежде, чем разразится спор о колокольне и колоколах, — сказала тетя Пэтти. — Идемте.
Это было приятное утро. Мы с Джоном Маркемом пошли в церковь, и я показала ему витраж, который славился в окрестностях, и бронзовые изображения знаменитых жителей и имена пасторов, начиная с двенадцатого века. Мы прошли по кладбищу, перешагивая через старинные могилы, надписи на которых были почти стерты временем и непогодой; к тому времени, когда тетя Пэтти к нам присоединилась, я чувствовала, что очень хорошо знаю Джона Маркема.
В этот вечер за обедом он сказал:
— Я должен буду завтра уехать в Лондон, а через неделю отправлюсь на ферму. Там я пробуду целую неделю. Мне хотелось бы, чтобы вы приехали и увидели ее.
— Как! — воскликнула Тереза. — Все мы?
— Там полно места, и мы любим гостей. Старая ферма по-настоящему не используется. У Саймона Бриггса, нашего управляющего, свой дом. Он никогда не пользуется фермой… это только для семьи, и мы всегда говорили, что следовало бы ее больше использовать. Ну так как?
Тетя Пэтти взглянула на Вайолит, а Вайолит на свою тарелку. В обычном случае я ожидала бы, что она начнет придумывать разные возражения. Но она не стала.
Тетя Пэтти, которая любила, когда происходит что-то неожиданное, улыбалась мне.
Тереза сказала:
— О, давайте же…
— Вы уверены? — спросила я. — Нас ведь четверо.
— Для Форест Хилла это пустяки. Старый дом может и двадцать разместить не создавая тесноты. Что вы скажете?
Я ответила:
— Это звучит… приглашающе…
Все засмеялись, а потом мы возбужденно строили планы поездки в дом Маркемов у самого леса.
Неделя, которую мы провели в Форест Хилле, была такой, что надолго останется в нашей памяти.
Я часто думала о Джейсоне Веррингере и гадала, как у него дела на континенте в поисках Фионы. Но я думала и о том, что он станет делать, если найдет ее. Если она замужем, он не очень-то может увезти ее домой. И еще мне пришло в голову, что когда он вернется, он может приехать в Молденбери, и мне не хотелось, чтобы это случилось, пока мы в Эппинге, поэтому я написала ему короткую записку, выразив надежду, что он нашел удовлетворительную информацию о Фионе, и что меня в Молденбери не будет, поскольку мы гостим у друзей.
Было много суматохи, когда мы собирались в гости. Вайолит настаивала на том, чтобы сделать небольшую уборку «Просто на тот случай, если что-нибудь произойдет. Мне не хотелось бы, чтобы люди вошли и увидели, что тут все вверх дном».
— Что вы имеете в виду… под «что-нибудь»? — спросила я.
Вайолит сжала губы и не ответила, но будучи Вайолит она подумала о катастрофах на железной дороге, в которых мы все могли погибнуть, или тому подобных крайностях. В любом случае дом должен быть в таком виде, в каком ему полагалось быть для особых гостей.
Мы позволили ей добиться своего. Тереза и я упаковывали сумки, бесконечно обсуждая, что же взять для недельного пребывания на ферме. У тети Пэтти были три шляпных картонки, в каждой по две шляпы. Мы ничего по этому поводу не сказали, зная, что тетя Пэтти и ее шляпы неразлучны.
Джон Маркем встретил нас в Лондоне, мы отправились на место, и с момента прибытия влюбились в ферму.
Из-за жаркого лета уборка урожая началась рано, и мы играли в ней свою роль: с беспокойством вглядывались в небо, выискивая признаки надвигающегося дождя; Тереза и я носили бутылки с холодным чаем и хлеб с сыром для рабочих, садились вместе с ними в тени и слушали их разговоры. Мы с Терезой и я совершали верховые прогулки по лесу. Иногда мы гуляли пешком. Лес был красив, но деревья уже начали окрашиваться в осенние краски, так что буки, вязы, березы и платаны были оттенены желтым; а дубы начинали приобретать красновато-коричневый цвет. Я помню запах жимолости, которая обильно разрослась у дверей фермы. Даже сейчас этот запах возвращает мирные воспоминания.
По ночам я лежала в своей комнате и смаковала удовольствие от физической усталости и опьянения солнечным светом и свежим воздухом. Я спала лучше, чем когда бы то ни было после получения анонимного письма, и была потрясена тем, что за весь день не думала ни о нем, ни о слухах и скандалах; я была так утомлена, так полна впечатлениями дня, что не могла уже переживать те же злые предчувствия и ужас, которые охватывали меня раньше. Я ощущала, что исцеляюсь.
