Паулина Гейдж - Дворец наслаждений
На восьмой день после моей встречи с Гунро, когда я сидела на постели раздетая и еще мокрая после ванны и ждала Изис, которая должна была принести мне завтрак, на пороге комнаты, заслонив собой свет, внезапно появилась высокая фигура и склонилась в приветствии. Амоннахт улыбался. Вскрикнув, я прикрылась накидкой и вскочила, пытаясь обернуть ее вокруг тела.
— Хорошие новости, Амоннахт, не так ли? — задыхаясь от волнения, спросила я. — Хорошие, да?
Амоннахт склонил голову, продолжая улыбаться в своей обычной любезной манере.
— Хорошие, — спокойно ответил он. — Царевич просил передать тебе, что в земле твоей хижины в Асвате было найдено мертвое тело. Труп несколько иссох. Его перевезли в Пи-Рамзес в ящике с песком, чтобы он не начал быстро разлагаться. После этого тело было осмотрено дворцовым врачом, дабы установить, соответствуют ли раны на теле тому, что рассказывала ты и Камен. Кроме врача, труп осмотрели три генерала и несколько офицеров различных дивизий.
Амоннахт сделал паузу, чтобы конец фразы прозвучал более эффектно, но я видела, как взволнован сам могущественный Хранитель дверей.
— И что? — не помня себя от волнения, спросила я. — Не дразни меня, Амоннахт!
— Офицеры заявили, что знали этого человека — это был ливийский наемник. Несколько лет назад его зачислили в дивизию Амона. Когда срок его контракта закончился, он не стал его продлевать. Командующий дивизией считает, что он отправился на запад, к своим соплеменникам, перед уходом сообщив, что может служить и наемным убийцей. Паису это явно пригодилось в будущем. — Амоннахт снова поклонился. — Похоже, ты получишь прощение, Ту, а Паис и все остальные будут отданы под суд за измену и заговор против бога.
— Значит, я могу оставить гарем? Могу увидеть сына?
Хранитель покачал головой:
— Нет. Тебе и Камену придется давать показания в суде. Царевич считает, что до этого вам нельзя говорить друг с другом. Кроме того, хочешь ты этого или нет, но ты по-прежнему остаешься царской наложницей и обязана оставаться в гареме до тех пор, пока фараон не умрет, а его сын не пересмотрит списки наложниц. Возможно, ты будешь рада услышать, что все обвиняемые доставлены во дворец, взяты под стражу и отправлены в темницу. — Он сделал паузу. — Генерал Паис посажен в ту самую камеру, которую занимала ты семнадцать лет назад.
Я зажмурилась.
— О, благодарю тебя, Вепвавет, величайший из величайших, — прошептала я, чувствуя, как сваливается с меня огромная тяжесть и напряжение. И тут я открыла глаза.
— Ты сказал, все обвиняемые? — спросила я. — Все?
— Нет. — Амоннахт посерьезнел. — Прорицателя не могут найти. Одним богам известно, где он.
Я уставилась на хранителя. Его слова взволновали меня, но, честно говоря, не очень удивили.
— И что теперь, Амоннахт?
— Теперь мы будем ждать. Сейчас допрашивают слуг обвиняемых. После этого царевич соберет на суде всех, обвиняемых и обвинителей.
— Но я думала, что, согласно закону, обвиняемым не обязательно присутствовать на суде!
Амоннахт пожал плечами:
— Повелитель хочет сделать исключение. Все обвиняемые — знатные вельможи, Ту, и дело очень серьезное.
— А я, значит, не была достаточно знатной, чтобы присутствовать при собственном обвинении, — с горечью заметила я.
Амоннахт скрестил руки на груди и с укором взглянул на меня.
— И тем не менее суд вынес справедливое решение, и ты понесла наказание, — заявил он. — Перестань жалеть себя, Ту, тебе это не идет. Когда же ты наконец повзрослеешь? Царь желает тебя видеть.
— Что? — заморгав, спросила я. — О, хранитель, как я надеялась… молилась… Как он? Он сможет меня принять? Что мне надеть?
— Сама решишь, — сказал Амоннахт. — Мне нужно заниматься делами. Радуйся своей победе, Ту. Здоровье царя слабеет. Иногда он бодр, а иногда весь день проводит в постели. Когда тебя позовут, тогда и узнаешь. Я вижу, пришла Изис, принесла тебе еду. Прощай.
И он ушел. Увидев мое лицо, служанка замерла на месте.
— Хранитель принес хорошие вести? — спросила она.
Набросив накидку на плечи, я села на постель. Только сейчас до меня дошел смысл всего того, что мне сказал Амоннахт. У меня закружилась голова, заколотилось сердце, задрожали руки и ноги.
— Да, Изис, хорошие, — стараясь не стучать зубами, произнесла я. — Но мне что-то очень холодно. Я выйду на солнце, там поем.
Изис встревожилась.
— Ты не заболела, Ту? — спросила она. — Может, послать за лекарем?
Зубы у меня стучали, и я ничего не могла с этим поделать. Семнадцать лет страданий, напряжения, гнева — все было позади.
— Ничего, сейчас пройдет, — еле выговорила я. — Отнеси подушки под навес, Изис. Все хорошо.
«Но Гуи, — думала я, — Гуи. Где, в каком месте скрываешься ты, недостающее звено в цепи событий, неотвратимо ведущих к моему отмщению? Если тебя так и не найдут, я наконец-то излечусь от ран, которые ты мне нанес. Но если ты, живой и невредимый, предстанешь передо мной на суде и будешь умолять о прощении, я попрошу царевича помиловать тебя, а после уже никогда не избавлюсь от жажды мести, которая будет грызть меня вечно. Чего я, помимо всего прочего, страстно желаю. Ибо устала от гнева и горечи, которые терзают мне сердце».
Глава тринадцатая
Вызов пришел через три дня. Все это время я вела себя как можно тише и плохо спала. Я не могла заставить себя не думать о предстоящей встрече с Рамзесом. Как мне себя вести? Что говорить? Что скажет мне он? Я волновалась не меньше, чем в тот день, когда Гуи впервые привел меня во дворец. Волнение достигло такого предела, что я послала за дворцовым лекарем и попросила его дать мне немного мака. Наркотик несколько притупил тревожное состояние, но, даже полусонная, я продолжала нервничать.
Однако в тот момент, когда на пороге моей комнатки появился разодетый в белые и голубые одежды младший управляющий, поклонился и торжественно объявил, что сегодня вечером я должна буду предстать перед Владыкой Жизни, все мои сомнения улетучились. Я спокойно поблагодарила слугу и, когда он ушел, послала за Изис. Мы обсудили мое платье, драгоценности, духи, после чего я послала за жрецом. За закрытой дверью моей каморки он зажег благовония, и, пока я лежала, простершись ниц, перед статуэткой Вепвавета, которую мне удалось отыскать в одной из кладовых гарема, жрец возносил молитвы моему божеству. Мне казалось, что этот бог меня любит. «Да, — думала я, прижимаясь носом к полу и зажмурив глаза, — я всегда полагалась на тебя, Озаритель Путей, ты всегда вытаскивал меня из самых трудных переделок, в которые я попадала по собственной глупости, ты всегда приходил мне на помощь, потому что я никогда, с самой ранней юности, не забывала почтить тебя молитвой и принести тебе жертву. Ты научил меня быть дисциплинированной, но при этом не сломал меня, и за это я обязана тебе всем. Не оставь же меня и сейчас, когда я хочу искупить еще одну вину».
