Кэрол Финч - Пламя страсти
Дру опустил плечи с удрученным видом.
Вонг присвистнул и печально покачал головой.
– Миссис Сарриван действитерьно на вас сердится, – констатировал он. Он нахмурился, когда Дру повернулся на каблуках, наклонил голову и решительно пошел по коридору. – Куда вы идете, мистер Сарриван?
– Если ей не нужны цветы, может быть, конфеты соблазнят ее настолько, что она уделит мне пять минут своего драгоценного времени, – пробормотал Дру, вихрем проносясь через холл гостиницы.
Пока Дру делал покупки, Тори старалась взять себя в руки. Сжав губы, она сидела, откинувшись в кресле напротив Гвен и Хуберта, которые пришли уговорить ее взяться за ум.
– Я готов забыть прошлое, – с благородным видом объявил Хуберт. – И я сожалею о тех унизительных замечаниях, которые сделал в твой адрес вчера вечером. Я был сердит, расстроен и обескуражен, когда узнал, что ты вышла замуж за эту переросшую обезьяну. Но я уверен, что такой бандит, как Салливан, не оставил тебе выбора. Если мы сумеем добиться, чтобы это возмутительное замужество было признано недействительным, мы вернемся в Чикаго и сделаем вид, что ничего не произошло. Никто не узнает об этом неприятном эпизоде.
– Мы с Хубертом устроим так, что сплетен не будет, – убеждала Гвен. Она нагнулась вперед, чтобы погладить Тори по руке, как будто сплетни были самым важным для Тори, а не для Гвен. – Тебе нельзя оставаться здесь с Калебом, дикая Монтана не место для цивилизованной, хорошо воспитанной леди. И Хуберт относится к тебе с пониманием и готов все простить.
Тори искоса взглянула на Хуберта, у которого под глазом был синяк, равный по величине кулаку Дру. По мнению Тори, основными причинами того, что Хуберт хотел на ней жениться, было стремление сохранить лицо в Чикаго, а также желание отомстить Дру. А Гвен, которая тоже слишком много значения придавала мнению общества, как считала Тори, проявляла больше беспокойства о скандальных пересудах, чем о счастье дочери.
Эдгар был единственным из них, кто обращался с ней внимательно и уважительно. Эдгар мог сделать так, что Дру повесили бы. И его следовало бы повесить, этого подлеца и негодяя!
Стоило Тори подумать о том времени, которое она потратила на этого бесчувственного грубияна, она начинала злиться еще больше. Он на самом деле просто ее использовал. Она была ему нужна только для того, чтобы убить время, пока он вез ее к Калебу. Подстегиваемый желанием отомстить Хуберту и испытывая обязательство перед старым другом, Дру на ней женился. Даже цель, с которой Калеб послал за ней Дру, была эгоистичной. Он хотел отомстить Гвен, а теперь отомстить, в свою очередь, хотела она, потому что Калеб уже это сделал, а сейчас, по ее мнению, пришел ее черед мстить ему.
Единственным человеком, чье поведение Тори не вполне понимала, был Эдгар. Почему он сообщил Калебу за спиной Гвен о предстоящей свадьбе в Чикаго? И почему он спас Дру и оградил Калеба от гнева Хуберта и Гвен? Вспоминая обо всем, что случилось, Тори из чувства противоречия задумывалась о возвращении в Чикаго с Эдгаром, предоставляя матери и своему бывшему жениху добираться домой одним. Тори начинала думать, что они стоят друг друга. Что же касается ее самой, то ей хотелось одного: чтобы ее оставили в покое разобраться с массой смешанных чувств…
Резкий стук в дверь прервал ее размышления и неприятный разговор с Хубертом и Гвен. Так как Калеб и Эдгар ушли, чтобы разобраться с делами, которые раньше вел Тайрон Уэбстер, Тори пришлось открывать дверь и изображать хозяйку дома. Ей не нравилась внезапно возникшая дружба между Эдгаром и Калебом, и ее раздражало, что и без того неприятный разговор с матерью и бывшим женихом кто-то прерывает.
Как только Тори распахнула дверь, она рассердилась еще больше. В дверях стоял Дру, по-прежнему одетый в свой лучший воскресный костюм, держа в руках коробку конфет из кондитерской.
– Сладкое – сладкой, – объявил он, стараясь найти для Тори лучшую из своих обезоруживающих улыбок.
Скрипнув зубами, Тори открыла коробку, схватила горсть конфет и размазала их по лицу Дру. «Конечно, в этот раз он все поймет», – подумала Тори, захлопывая дверь перед его сентиментальной физиономией.
– Ну, как я говорил… – Хуберт откашлялся и до конца сформулировал свою мысль, когда Тори упала в кресло. – Единственно возможным способом для всех нас спасти свою репутацию и…
В то время как Хуберт продолжал без умолку говорить, Дру, стоя в коридоре, стирал с лица остатки конфет.
– Пошел ты к черту с твоими умными идеями, – хмуро сказал он Вонгу.
– Я срышар, что третий раз всегда счастривый, – комментировал Вонг, пряча улыбку. – Может быть, есри бы вы подарири миссис Сарриван в качестве подарка…
Ну, если третий раз самый счастливый, то Дру решил попытать счастья. Ради того, чтобы Тори осталась, он решил рискнуть в последний раз. Резко повернувшись, он не дослушал Вонга и отправился покупать Тори еще один подарок. Это должно быть что-то такое, чего ей никто никогда не дарил. Оно должно по крайней мере привлечь ее внимание.
Закатив глаза, Вонг оперся на стену и стал поджидать, когда вернется Дру.
– Групый черовек, – бормотал он. Дру все неправильно понял про подарки. Вонг вовсе не считал, что он знаток женщин, но он знал, что делало Тори счастливой, а что нет. Тори нужен был только один подарок, но Дру был слишком слеп, чтобы понять, что это такое.
Вонг вскрикнул от изумления, когда через пятнадцать минут Дру вернулся со своим необычным подарком. Уже одно то, что Дру имел наглость тащить его через холл отеля, вызывало смех. По крайней мере именно этот подарок должен был привлечь внимание Тори настолько, чтобы Дру успел высказать то, что хотел. Это должно было сработать. Дру уже привлек внимание толпы, собравшейся у гостиницы. Несомненно, это потрясет и Тори, и она позволит ему высказаться.
– Дилижанс отправляется через час, – сказала Гвен дочери. – Я хочу, чтобы ты вернулась со мной домой, Виктория. Твое место, как и мое, там, а не в этом захолустье.
Тори вздохнула. Она не могла придумать никакой причины как для того, чтобы остаться в Вирджиния-сити, так и для того, чтобы вернуться в Чикаго. «Но, – подумала она, – в моих интересах, чтобы нас с Дру разделяло как можно большее расстояние». Он пришел с подарками только потому, что считал себя обязанным извиниться перед женой – той, которую он вообще не хотел иметь. Как всегда, Дру заставляло действовать слишком сильное чувство ответственности. Он пришел потому, что считал своим долгом поступить так, а не потому, что хотел.
Единственным ее спасением был Эдгар, задумчиво рассуждала Тори. Он проявил сочувствие к ней, показал себя честным и справедливым во время всех испытаний. Тори ругала себя за то, что была не слишком доброжелательна к Эдгару в последние годы. Она воздвигла между ними невидимую стену, потому что он был ее отчимом, а она предпочла бы жить с отцом. Но оказалось, что самый верный друг был все эти годы прямо у нее под носом, а Тори умышленно не замечала его, потому что он пытался занять в ее сердце место Калеба. Она обвиняла его в этом, но ведь это не было преступлением. Если уж на то пошло, со стороны Эдгара было чертовски благородно заботиться о ней как о своей дочери, и относиться к ней как к родной.
