Элизабет Торнтон - Алый ангел
Что было, то было, сказала себе девушка. Это в прошлом. Думай о будущем. Думай о Маскароне. Думай о Нормандии. Габриель закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении пейзажи и запахи дома. Но перед мысленным взором предстали корнуоллские красные утесы и в ушах послышался крик белых чаек, несущихся к стенам Данрадена. Усилием воли Габриель изгнала эту картину и сосредоточилась на фруктовых садах Нормандии. Вскоре ей удалось представить бабушкин дубовый буфет и маленькую гостиную, где она хранила самые дорогие сердцу вещи.
Когда Габриель вернется домой, дедушка освободится от власти англичанина. Кэм говорил ей, что французские власти догадаются о происшедшем, если узнают, что она была его пленницей в Англии. Десаз развеял ее опасения по этому поводу. Он сказал, что Маскарон не передавал никакой действительно важной информации и что сам первый консул с самого начала знал о шантаже со стороны англичан. Услышав об этом, Габриель почувствовала огромное облегчение, но в то же время немного расстроилась, осознав, какой доверчивой была. Что бы англичанин ей ни говорил, она все принимала как абсолютную, бесспорную истину.
Габриель снова вспомнила о Голиафе, и что-то глубоко внутри нее задрожало. Только тогда она действительно возненавидела англичанина.
– Вам повезло, – сказал врач. – Лезвие прошло всего в дюйме от глаза.
Маленькими ножницами он обрезал концы швов, которые только что наложил на щеку Кэма.
– Это был ножик для вскрытия конвертов, – сказал Кэм, давая понять, что разговор окончен.
Доктор Харлоу нахмурился.
– Шрам со временем сойдет, – заметил он и стал укладывать инструменты в маленький чемоданчик.
Кэм продолжал молчать, надевая чистую льняную рубашку. Камердинер не прислуживал ему. Когда Кэм ложился с женой в постель, ему неприятно было, если слуги находились в комнате. Он предпочитал сам раздевать Габриель. Герцог отыскал свой парчовый халат и накинул его на плечи.
Лорд Лэнсинг решил оживить беседу.
– Чрезвычайно мило с вашей стороны, сэр, прийти сюда в столь поздний час и помочь нам в беде.
Умоляюще взглянув на Кэма и крепко обхватив локоть доктора Харлоу, Лэнсинг повел врача к выходу.
С опозданием вспомнив о хороших манерах, Кэм добавил:
– Да, конечно. Благодарю вас, доктор Харлоу.
Доктор крякнул и вышел с Лэнсингом. Взяв с каминной полки канделябр, Кэм подошел к маленькому зеркалу, висевшему над сундуком для одежды. Герцог осторожно дотронулся до отвратительных черных стежков.
– Судят по делам, а не по внешности, – процитировал Лэнсинг, войдя в этот момент в комнату. – Твой камердинер должен избавиться от этого, – лорд поднял рубашку, которую снял Кэм. Она была темно-красной от крови. – Сюртук тоже придется выбросить. – Лэнсинг мельком взглянул на высохшие пятна крови, блестевшие на черном вечернем сюртуке герцога.
– Спасибо, Саймон, что привез Габриель домой.
Кэм метнул взгляд на дверь в спальню жены и задумался, как бы вежливо выпроводить друга и остаться с Габриель наедине.
Лэнсинг упал в кресло.
– Господи, что за ужасная, кровавая ночь! – с чувством произнес он. – Сначала ты с Луизой, потом я с леди Каро.
Стало ясно, что Лэнсинг не спешит уходить. Смирившись с неизбежным, Кэм поставил серебряный канделябр на место и смерил друга оценивающим взглядом.
– Насколько я понимаю, леди Каро отвергла тебя, – обыденным тоном промолвил герцог.
Саймон нахмурился и ответил:
– Если ты не против, я бы не хотел об этом говорить.
Усевшись, Кэм сказал:
– Как пожелаешь, – и сделал дипломатическую паузу. Спустя некоторое время герцог предложил другу тонкую сигару из маленькой коробки слоновой кости. Лэнсинг поднес свечу, чтобы подкурить обе сигары. Мужчины глубоко вдыхали и медленно выдыхали дым. Наконец Лэнсинг произнес:
– Она не отвергла меня. Я не сделал предложения.
– Нет?
– Нет, – Лэнсинг вздохнул. Он что-то уловил в выражении лица Кэма и улыбнулся. – Она настоящий «синий чулок», и боюсь, я не дотягиваю до нее.
– Она так сказала?
– В этом не было нужды. Я провел самые неуютные полчаса в жизни, пытаясь побеседовать с ней на древнегреческом.
Кэм поперхнулся дымом, который только что вдохнул. Он закашлялся. С трудом переведя дыхание, герцог сказал:
– Я бы не переживал по этому поводу, Саймон. Греческий – мертвый язык. Вряд ли он тебе когда-нибудь понадобится.
– Ты прав, – согласился Лэнсинг, но совсем без энтузиазма.
Кэм подавил улыбку.
– Утешает одно, – снова вздохнул Лэсинг.
Кэм ждал.
– Не думаю, что Уильям Лэмб справится лучше.
– Означает ли это, что ты сдаешься на милость судьбы? – спросил Кэм.
Лэнсинг усмехнулся.
– Нет! Это означает, что мне посчастливилось вовремя сбежать! Мне ли этого не понимать! Связать себя с «синим чулком»! И не стоить забывать о родственницах леди Каро. Они все из одного теста.
– Я понял, в чем дело, – сказал Кэм. – Ты представил себе, каково будет развлекать родственников леди Каро, если ты породнишься с этой семьей.
Лэнсинг вообразил, как герцогиня Девоншир и леди Спенсер и Бессборо приезжают в его поместье в Ирландии с длительным визитом. Лорд невольно вздрогнул.
– В роду леди Каро только женщины умны, – стал вслух размышлять лорд. – Интересно, почему все женщины в семье Спенсеров так сообразительны, а Спенсеры-мужчины тупы?
– Это не поддается объяснению, – ответил Кэм.
Внезапно меняя тему разговора, Лэнсинг сказал:
– Как ты собираешься объяснить Габриель сегодняшнее происшествие?
– Придумаю что-нибудь, – ответил Кэм.
При упоминании о Габриель он многозначительно взглянул на часы, стоявшие на каминной полке.
Поняв намек, Лэнсинг поднялся на ноги.
– Не хотел бы я оказаться на твоем месте, – сказал он шутя. – Последуй моему совету: перед тем как приступить к объяснениям, смягчи ее чем-нибудь.
– Что ты предлагаешь? – спросил Кэм чрезвычайно сухим тоном.
– Боже правый, откуда же мне знать? Безделушки и тому подобное не помогут с Габриель. А новостей из Франции нет?
– Есть. Я получил сообщение. Но ничего такого, что бы я хотел ей рассказать. Совсем наоборот. – В ответ на вопрошающий взгляд Лэнсинга Кэм продолжил: – С Маскароном невозможно связаться. Похоже, он внезапно слег с лихорадкой и его отправили в замок на Сене. Никто не может к нему подобраться. Говорят, что он тяжело болен.
Удивившись, Лэнсинг спросил:
– И ты ничего не сказал Габриель?
– Нет. И ты не должен. Родьер сомневается, что все обстоит именно так, как кажется на первый взгляд.
– Боже милостивый! Это действительно плохая новость!
