Бренда Джойс - Неукротимое сердце
Кэндис догадывалась, что представляет собой впечатляющее зрелище, явившись на ранчо в изношенной до дыр одежде, с облупленным носом и колыбелью за спиной. Отец и братья долго и ошарашено разглядывали ее. Молчание затянулось. Вздернув подбородок, Кэндис спокойно сняла колыбель и взяла Кристину на руки. Улыбнувшись дочери, она посмотрела на Люка:
— Не хочешь поздороваться со своей племянницей? Люк, выйдя из транса, стремительно шагнул к сестре.
Широко улыбнувшись, он погладил девочку по щеке и взглянул на Кэндис:
— Привет сестричка. Ну и видок у тебя.
— Спасибо, Люк. Я тоже тебя люблю. Он поцеловал ее в щеку.
Первым пришел в себя отец, пожелавший узнать, где Кинкейд и все ли у нее в порядке. Кэндис спокойно встретила его взгляд, потом посмотрела на братьев:
— Кинкейд мертв, и на сей раз окончательно.
— Где, к дьяволу, ты была все это время? — воскликнул Марк, между тем как отец и Джон подошли к Кэндис, обняли ее и посмотрели на ребенка.
— Джек Сэвидж убил Кинкейда, — сообщила Кэндис. — За то, что он сделал со мной. Это его ребенок.
Никто не шелохнулся.
— Дочь Кинкейда? — спокойно уточнил Люк.
— Нет, Джека. Он мой муж.
Все растерянно молчали. Марк побледнел, затем побагровел. Отец не сводил с Кэндис потрясенного взгляда. Люк начал скручивать сигару.
Наконец Джон воскликнул:
— Что за чепуха!
— Джек — мой муж, я люблю его. И если вы любите меня, попытайтесь это понять.
— Я никогда этого не пойму! — проскрежетал Марк. — Как ты могла связаться с полукровкой? — Он направился к двери.
— Марк! — крикнула Кэндис. — Пожалуйста! Ведь это не Джек убил Линду!
Дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Кэндис задрожала. Кристина беспокойно зашевелилась в ее руках. Кэндис крепче прижала к себе девочку и посмотрела на отца.
— Я ужасно устала, — сказала она. — Папа? Мне уйти? Отец тяжело опустился на стул.
— Кэндис, Господи, ты хоть представляешь себе, что натворила?
— Я люблю его, — ответила она. — Он отважный и сильный, целеустремленный и благородный. Я буду любить его, даже если нам больше не суждено увидеться. У меня никогда не будет другого мужчины.
Отец молча потер лицо ладонями. Подошел Люк, взял сестру за руку и с улыбкой взглянул на свою племянницу.
— Почему бы тебе не отдохнуть наверху? — ласково предложил он. — Думаю, нам понадобится время, чтобы привыкнуть ко всему этому.
— Вряд ли Марк когда-нибудь привыкнет, — горько заметила Кэндис.
Она оказалась права. Марк до сих пор не разговаривал с ней, лишь бросал время от времени на сестру укоризненные взгляды. Он никогда не смотрел на Кристину, словно племянница не существовала для него. Отец, казалось, постарел на десять лет. Забавно, но Джон быстро оправился от удара и в последовавшие несколько недель возобновил с Кэндис прежние отношения. Видимо, он был слишком молод, чтобы затаить злобу. Однажды Кэндис застала его на полу играющим с Кристиной.
Благослови Господи Люка! Не будь его, она давно свихнулась бы от молчаливого осуждения отца, Марка, ковбоев и соседей. В конечном счете Кэндис поведала Люку всю историю и кончила тем, что разрыдалась, прижавшись к брату. Он гладил ее по голове. Она утаила лишь одно: что поженивший их проповедник был самозванцем.
И все эти дни Кэндис напряженно прислушивалась, ожидая крика часового: «Всадник!»
В ту ночь, когда Джек бежал, на его поиски направили солдат. Два последних дня в форте прошли для Кэндис в непрерывном страхе за него. Правда, она надеялась и даже верила, что он отсидится в какой-нибудь пещере, где апачи хранили припасы, пока не наберется сил. В любом случае ему пришлось бы пробираться к цитадели по ночам, прячась от патрулей и солнца. А вдруг его рана воспалилась? Или произошел несчастный случай — что было бы неудивительно в его состоянии — и он погиб?
Несмотря на эти тревожные мысли, Кэндис не покидала надежда, что Джек придет за ней.
Да, конечно, она сама запретила ему приходить. Но неужели он поверил той нелепой записке? А может, Джек понял, как важно для нее вырастить Кристину белой женщиной? И решил окончательно уйти из ее жизни?
Кэндис убеждала себя, что это к лучшему, но слова, пустые и неискренние, не задевали ее сознания.
Глава 92
— Итак, время пришло, — произнес Кочис, устремив на Джека твердый взгляд.
— Да, — отозвался Джек. Он чувствовал, что должен что-то сказать, как-то объяснить, почему уходит из племени и никогда не вернется. — Я не могу иначе. Это сильнее меня, — вымолвил наконец Джек, сознавая всю бессмысленность этих слов.
— Я понимаю, — отозвался Кочис.
Джек повернулся и зашагал прочь, ощущая глубокую печаль. Однако это чувство не шло ни в какое сравнение с душераздирающей тоской, которую он испытал, когда Кэндис оставила его. Скоро, скоро он увидит ее! Сердце Джека воспарило при этой мысли.
Но вид Дати с Шоши на руках снова поверг его в уныние. Джек любил своего сына и, хотя знал, что ребенок принадлежит матери, не хотел оставлять его. Что поделаешь, другого выхода нет.
Дати крепилась изо всех сил. Судя по ее покрасневшим глазам, она проплакала всю ночь напролет. Накануне вечером Джек сказал ей, что уезжает навсегда. Однако сейчас ее подбородок был решительно вздернут, а губы плотно сжаты. Она заставила себя улыбнуться.
— Куда бы ты ни направился, мои молитвы будут с тобой. Боги любят и охраняют тебя, как и прежде.
— Спасибо, — сказал Джек. — Выходи замуж, Дати. Так будет лучше.
Она не ответила.
— Можно мне подержать его? — Голос Джека дрогнул.
Шоши сидел на руках у матери. Он улыбался, серые глазенки оживленно блестели. Узнав отца, он радостно залопотал и потянулся к нему.
— Возьми его. — Дати протянула Джеку ребенка.
Джек крепко прижал к себе сына, проглотив подступивший к горлу ком. Не хватает ему только заплакать! Это же смешно. Шоши вырастет храбрым воином. Это часть наследства, доставшаяся ему от апачей. Он перевел взгляд на Дати, которая приторачивала сумки к седлу вороного. На следующую ночь после побега Джек вернулся в форт и увел своего коня.
— Что ты делаешь?
— Это веши нашего сына, — ответила она срывающимся голосом.
Потрясенный, Джек застыл.
— Ты хочешь, чтобы я забрал Шоши? Дати, я не могу так обойтись с тобой.
— Ты должен.
— Но ребенок принадлежит матери. Ее глаза наполнились слезами.
— Нет, Ниньо Сальваж. Я видела сон.
— Какой сон?
— Ужасный. — Дати сдавленно всхлипнула, по ее щеке скатилась слеза.
— Расскажи мне.
— Ты же знаешь, что нельзя рассказывать сны, — прошептала она.
— Расскажи мне, Дати.
