Лаура Кинсейл - Госпожа моего сердца
В одном он все-таки ошибся: когда она наконец встала и вышла из покоев, появившись в зале, она повела себя совсем не так, как он ожидал. Она не стала осматривать хозяйство, ругать слуг и делать разные замечания ему — он был уже готов к этому и даже смирился с неизбежным — по поводу пыли, отсутствия заботы и порядка.
Нет, Меланта снова поразила его. Она совсем не говорила о заброшенности Вулфскара. Она застенчиво улыбалась ему, как робкая девушка — подросток. Она стала скромной и стеснительной. По ночам она отстранялась от него и даже не позволяла себя целовать. Днем она была постоянно окружена ватагой маленьких девочек. Ему показалось, что она пробудилась от своего волшебного сна совсем другой: вместо надменной принцессы теперь рядом с ним была скромная послушница.
Уилл Фулит жутко боялся ее. Бассинджер, который никогда не испытывал робости ни перед кем на свете — он, наверное, не смутился бы и стал читать свои вирши самому дьяволу, — даже Бассинджер, завидя ее, пытался сделать большой крюк и обходил Меланту далеко стороной.
Зато все другие буквально в считанные дни превратились в ее восторженных почитателей — она приручила их так же быстро и без видимых усилий, как Хью Доула и сэра Гарольда. Все почитали за счастье что-нибудь исполнить ей — первому настоящему зрителю здесь за многие — многие годы.
Рук и Уилл одни ездили к пастухам в поля, обходили постройки, составляли новые и новые списки неотложных дел. Многое требовало немедленного вмешательства, и им приходилось выбирать. Людей все равно не хватило бы, да и мастерство их в плане ремонта было под большим вопросом. Но раньше, до появления Меланты, их, по крайней мере, можно было посылать на работу. Теперь все жались к ней, постоянно околачивались в зале, жонглируя, напевая, танцуя, прыгая перед ней для услаждения и удовольствия своей госпожи.
Рук потерял терпение. Однажды он с дождя вошел в зал, забитый своими домочадцами. Он прошагал в самый центр, помешав при этом двоим менестрелям пройтись там кувырком, и заговорил. Музыка затихла.
— Сегодня разве праздник? — яростно озирая собравшихся, спросил он. Он сбросил свой плащ на пол, покрыв брызгами влаги весь пол и всех ближайших к нему слушателей. — Как же это так? Моя одежда насквозь промокла от дождя, мои ноги по колени в грязи, вы же без устали веселитесь, играете и поете? Я господин вам или слуга вам? — Все упали на колени. — Торлак, — сурово сказал он одному из прыгунов. — Отведи моего коня в конюшню. Симон — коня Уилла. Он остался сейчас под дождем. Ни один из вас не должен быть замечен в этом зале, питайтесь в нижнем зале. И никаких развлечений до окончания поста!
Помещение опустело в мгновение ока. Осталась одна Меланта, которая сидела возле большого камина. Она потерла рукой тыльную сторону другой руки, и это движение вызвало целый сноп искр от ее камней.
— Прошу прощения за то, что прервал ваши развлечения, — произнес он обиженным тоном, — но работа зовет.
— Это я должна просить твоего прощения, — не поднимая головы, ответила Меланта. — Я думала, что в работах перерыв.
— Идет весна.
— Да-да.
И все. Ничего больше. Он весь промок, руки застыли и, несмотря на близость пылающего огня, никак не отогревались.
— Я так сильно огорчил свою госпожу, — произнес он хрипло, — что вы отвергаете мое общество?
Он не собирался говорить так резко. Она сложила руки на коленях, напоминая сейчас монахиню больше, чем когда-либо.
— Я не отвергаю твоей компании, мой господин. Я ведь сейчас с тобой.
— Мои объятия, — уточнил он.
Она бросила быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и снова опустила глаза, являя собой образец невинности и целомудрия.
Он отошел.
— Наверное, вы очень утомились от этого общества. Наша компания наскучила вам, и вы желали бы отправиться к себе в Боулэнд?
— Как? И подвергнуться риску из-за чумы? — быстро спросила она.
Он обернулся.
— Очень мало признаков этой болезни. Только в Ливерпуле.
— Кто сказал тебе, что я хочу уехать?
— Никто, просто я подумал о всех делах, заботах. Не можете же вы бросить свои владения на произвол судьбы и оставаться здесь.
Она поднялась со своего места.
— Кто сказал тебе об этом?
— Уверяю, что никто. Это просто здравый смысл. Мы же и собирались в Боулэнд. Здесь — наша временная остановка, и я не имею права надолго задерживать вас.
— Твои менестрели сказали тебе об этом?! — воскликнула она.
— Мои менестрели? — ничего не понимая, повторил он. Взглянув на нее, он окаменел. Лицо Меланты выражало возмущение и ярость. — Нет, они не говорили ничего такого.
— Уильям Фулит нашептал это в твои уши, и Бассинджер насочинял тебе о запустении в моих землях и что чума мне не страшна!
— Нет, ничего они не говорили.
— Неужели ты меньше заботишься обо мне, чем о своих людях? Им ты приказал не покидать долины из-за чумы!
В ответ на эти несправедливые обвинения он чуть было не закричал:
— Но это же совсем не так! Я имел в виду иную цель. К тому же мне показалось, что вы не так уже сильно опасаетесь чумы.
— Опасаюсь!
На него, не отрываясь, глядели ее фиолетовые глаза, обрамленные черными ресницами. Она никогда не казалась ему очень обеспокоенной угрозой чумы. Да и сейчас тоже. Казалось, что она больше рассержена, чем обеспокоена.
— Значит, вы не хотите поспешить на свои земли?
— Я боюсь чумы.
Он покачал головой и усмехнулся.
— Моя госпожа, не требовал я никогда, чтобы вы говорили мне правду…
— Я не лгу. Я боюсь уезжать отсюда из-за чумы.
Она всегда была ему непонятна, непознаваема. Сейчас она свела брови, и это могло означать, что ей смешно. Но, может быть, она старается не заплакать.
— Ты сказал мне, что я могу оставаться здесь, где буду в полной безопасности, до тех пор, пока сама не пожелаю покинуть это место! — Она говорила с вызовом, словно ожидала, что он станет возражать.
— Тогда мы никуда не едем, моя госпожа, — ответил он, помолчав. — Пока не будет ясно, что это не будет вам опасно.
— О, — она прикрыла глаза.
— Я думал, что вы сами хотите уехать. Она покачала головой.
— Меланта, — сказал он, — смогу ли я когда — нибудь понять тебя?
Она открыла глаза.
— Да, когда я этого захочу.
Он нагнулся и подобрал свою мокрую накидку, набросил ее себе на плечи и, отвесив церемонный поклон, направился к двери.
В своих покоях он сбросил свою мокрую одежду и переоделся в сухую твидовую. В этот момент вошла она. Она закрыла за собой дверь и посмотрела на него так, что у него все поплыло перед глазами. Здесь негде было укрыться от этого взгляда, и он повернулся к ней спиной. Но она подошла к нему и положила руки на пояс.
