Алиса Уэллес - Цветок Дракона
– Пожалуйста, принеси мне маленькую шкатулку сандалового дерева, которая лежит в верхнем ящике.
Сарина нашла шкатулку, украшенную прелестным узором из листьев и цветов, и положила ее на кровать.
– Открой ее, – приказала мадам, – и надень кольцо мне на палец.
Это было самое необычное кольцо из тех, что доводилось видеть Сарине, – изящно вырезанное из розового нефрита с улыбающимся, украшенным изумрудами драконом, который извивался среди цветков с бриллиантовыми сердцевинами. Без объяснений Сарина поняла, что это за кольцо, и, когда она взялась за него, ее собственные руки дрожали так же сильно, как руки мадам Блю.
– Боюсь, оно подойдет вам только на большой палец, – с сожалением сказала Сарина.
Мадам ответила ей слабой улыбкой.
– Пусть будет так. – Кольцо было надето на большой палец ее левой руки, и мадам с удовлетворенным вздохом сложила руки на груди. – Ты похоронишь меня с этим кольцом, моя милая Сарина, – сказала она и вновь закрыла глаза.
Борясь с подступающими слезами, Сарина еще задержалась, чтобы поменять ей компресс на лбу, а потом вышла из комнаты.
Прикрыв дверь, она прислонилась к ней и беззвучно зарыдала, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать во весь голос и таким образом излить безумное напряжение последних дней.
– Сарина!
Сарина, вздрогнув, подняла глаза. Ее звала Мэй, которая поднялась, чтобы попрощаться. Сарина медленно прошла по коридору и, подойдя к лестнице, обняла Мэй. Через плечо девушки она видела Джанеллу и Ариадну с натянутыми на головы капюшонами синих накидок, которые молча стояли внизу в холле.
– Может быть, передумаешь? – спросила в очередной раз Мэй.
– Ты же знаешь, Мэй, я не могу покинуть мадам, – устало ответила Сарина. – Она нуждается во мне, и, пока она жива, я буду ухаживать за ней.
– Но ты рискуешь заболеть каждую секунду, что проводишь здесь, – возразила Мэй. – Она все равно умрет в обществе своих предков, будешь ты рядом, чтобы держать ее за руку, или нет.
– Она подарила мне дом, Мэй, – сказала Сарина, – и любовь, и дружбу. Неужели ты хочешь, чтобы я бросила ее сейчас, когда так нужна ей? Я любила ее как собственную мать, и, если ей суждено умереть, пусть она в этот момент не будет одинока.
Темные глаза Мэй наполнились слезами.
– Я тоже люблю ее, сестра моя, и все же как когда-то ты упрашивала меня жить, так сейчас я повторю эти слова тебе. Даже она умоляла тебя спасаться, потому что твоя жизнь еще впереди, а ее, мой дорогой друг, близится к концу. Пойдем с нами, Сарина, и там, вдали от неминуемой смерти, боги, возможно, смилуются над нами.
Сарина подумала о маленьком доме вдалеке от города, который описывала ей мадам Блю. Выстроенный из дерева, он стоит среди орхидей и камелий, а по обеим сторонам от входа растут большие сливы. Там есть даже маленький прудик с золотыми рыбками, около которого они с Майклом Стивеном могли бы гулять. Она почти почувствовала запах камелий, ощутила под ногами прохладу воды, а на языке медовую сладость солнца.
– Сарина! – Мэй заплакала.
Сарина схватила девушку за плечи и легонько встряхнула.
– Пожалуйста, не плачь, моя дорогая Мэй, это же не прощание. Когда-то мы уже прощались и все же снова нашли друг друга. – Она ласково обняла Мэй и почувствовала, как рыдания сотрясают ее худенькое тело. – Мы будем молиться, – сказала она, – и, когда все закончится, мы снова будем вместе, клянусь.
Мэй расцеловала Сарину в обе щеки.
– Да поможет тебе Бог, сестра моя, – прорыдала она, повернулась и не оглядываясь начала спускаться по лестнице.
Да поможет тебе Бог. Почти то же самое сказал ей английский солдат после смерти Льюиса Дина. Неужели ей придется увидеть, как умирают все вокруг, прежде чем она сама упадет замертво?
Входная дверь громко хлопнула, и Сарина чуть было не подпрыгнула от неожиданности. Внезапно дом показался ей слишком большим и тихим, а барьер между ней и смертью – слишком тонким. Прижав руку к пульсирующему виску, она поспешила к комнате, в которой жил Майкл Стивен в обществе лопоухой коричневой тряпичной собачки и нескольких деревянных кубиков.
У двери она остановилась. Боль из головы переместилась в горло. Она проглотила слюну, затем сглотнула снова и почувствовала сухость во рту, которую вот уже много дней пыталась не замечать. Ее пальцы нащупали небольшое уплотнение за ухом, и Сарина вздрогнула. За другим ухом было такое же вздутие. У нее подкосились ноги, и ей пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Она заболела!
– Боже мой! – простонала Сарина, хватаясь за голову. – О, пожалуйста, Боже, не сейчас! Не сейчас!
Майкл Стивен! Она может заразить его! Но ведь не осталось ни одного человека, кто бы мог ухаживать за мальчиком! Все ушли.
Ужас заставил ее броситься сломя голову в одну из комнат, выходящих на улицу. Она открыла окно и распахнула ставни, молясь, чтобы не опоздать. Высунувшись как можно дальше, она выкрикнула имя Мэй.
Но она увидела только задние колеса наемного экипажа, сворачивающего за угол.
– Вернись! – кричала она в бесплодном отчаянии. – Мэй, пожалуйста, вернись! Мэй!
Зарыдав, она упала на колени и прижалась лбом к оконной раме. Почему она решила не отсылать Майкла Стивена с Мэй? Какой она была эгоисткой, подвергая риску его жизнь только потому, что не желала расставаться с ним! В отчаянии она била кулаком по деревянному подоконнику, пока весь столь долго сдерживаемый страх, горе и ярость не выплеснулись в одном очищающем потоке. Она плакала, пока не перехватило дыхание. И тогда, чувствуя, что глаза распухли и превратились в две щелочки, она приказала себе остановиться.
Сарина спустилась в свою комнату, где промыла руки и лицо щелоком и водой. Вспомнив о повязках, которые носили английские солдаты, чтобы защитить себя от болезненных испарений, она оторвала широкую полосу от одной из своих нижних юбок и повязала ее наподобие маски. Затем она снова поднялась по лестнице на третий этаж и зашла в комнату сына, тихо прикрыв за собой дверь.
Во Шукэн стоял на палубе корабля, сложив руки на груди и хмурясь от нетерпения. Наконец вдали показалась гавань Гонконга. Чтобы снять растущее возбуждение, он начал прохаживаться по палубе, и полы его длинного халата волочились по деревянному настилу, когда он гневно мерил шагами это небольшое пространство. Успеет ли он вовремя? Он проклинал себя за свою гордость, которая удерживала его вдали от нее все эти месяцы.
Хотя она победила его и посмеялась над той любовью, которую они когда-то разделяли, с того дня в его чреслах поселилась ноющая боль, которую не могла облегчить даже его возлюбленная Ли. Похоть похожа на голод, который легко насытить, в то время как любовь – это редчайшее из переживаний, и ее удостаиваются лишь избранные. Они с Чин Лин были такими.
