Патриция Хэган - Рай в шалаше
Бретт хранил молчание, Анджела решила подразнить его:
– Ты ведь ревнуешь, правда? Я сказала, что он ничего не значил для меня, но он был самым привлекательным парнем и… – Внезапно она осеклась, заметив, что лошадь замедлила ход, а ее спутник, едва вздрогнув, напрягся.
– Что-то случилось? – с испугом спросила она. – Что ты увидел?
Еще раньше Бретт дал себе обещание, что, добравшись до плантации Лобашей, он даже не взглянет на нее и проедет мимо, держась берега реки. В конце концов прошло уже девять лет. К тому же он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал его. По пути из Билокси он переоделся в гражданскую одежду, а юнионистскую форму спрятал в седельную сумку.
Сейчас они находились в том самом месте, где прежде была пристань. На воде по-прежнему качались лодки, словно поджидая гостей, но от самой пристани остались лишь какие-то жалкие обломки. Вода была грязной и мутной.
– Бретт? – встревоженно повторила Анджела. Ее все больше волновала гнетущая тишина.
– Бояться нечего, – проговорил наконец он.
– Но что ты увидел?
– Я еще не уверен…
Он пустил коня вверх от берега – в сторону обсаженной цветами дорожки, которая вела к дому. Однако дорожки не было видно, а на месте цветов разрослись сорняки; над ними роем кружились дикие пчелы.
Бретт глазам своим не верил. Прежде вокруг особняка расстилался изумрудный ковер мягкой травки, но теперь весь газон, как и дорожка, зарос сорняками, а за ними высилась громада дома с выбитыми окнами, сорванными с петель дверьми… Даже часть крыши была проломлена.
Потом Бретт заметил беседку. Увитая прежде розами и жимолостью, теперь она представляла собой какую-то развалюху, крыша которой едва держалась на подломленных столбах; в полу беседки зияли дыры. Он горько усмехнулся, вспоминая, как они с Маргит сгорали здесь от страсти и он грезил о вечной любви.
Исчез и белый забор, за которым раньше выгуливали породистых лошадей, лишь вдали виднелись руины сгоревшего амбара.
Бретт подробно описывал все это Анджеле, направляя коня к сахарному заводу. Не желая вдаваться в подробности, он сообщил девушке, что, будучи мальчиком, знавал здесь нескольких людей.
Заглянув в окно, он увидел огромные бочки, наполовину наполненные черной патокой; за заводом тянулись поля одичавшего сахарного тростника.
Что же здесь произошло? Похоже, янки действительно поднимались вверх по реке. Черт возьми, да всего несколько дней назад он слышал о битве при Лабадьевилле, недалеко от Бау-Лафурш. А оттуда до Нового Орлеана рукой подать. Впрочем, Союз все-таки не полностью подчинил себе Луизиану… Так почему тогда усадьба Лобашей в таком ужасном состоянии?
Коди проехал мимо опустевших хижин рабов, находившихся за хозяйским домом. Только сейчас он вспомнил, что Лобаш заменил старые глинобитные хижины на солидные дома из кирпича. Да-а, тогда здесь все было иначе. Теперь природа наступала на покинутую людьми усадьбу, отвоевывая все большее пространство.
Вернувшись к большому дому, Бретт соскочил с коня возле мраморной лестницы, ведущей к портику. Он осторожно вел за собой Анджелу – в прежние времена ему не приходилось бывать в особняке, оказавшемся теперь в полном запустении.
– Здесь все поломано и разрушено, – объяснил он девушке. – Не осталось ни посуды, ни подсвечников, ни даже огарка свечи.
Они поднялись наверх, но и там картина была такой же.
Около комнаты Маргит Бретт на мгновение задержался – он знал, что это ее покои, потому что она не раз показывала ему свои окна. Если в других помещениях все просто было поломано, то здесь бандиты вели себя как настоящие варвары: в стенах зияли дыры, балконные двери были сорваны с петель и переломаны, мебель представляла собой груду щепок. Бретт описал весь этот ужас Анджеле, не упоминая, впрочем, что некогда состоял в близких отношениях с владелицей комнаты.
Галерея второго этажа упиралась в лестницу, и Бретт уже было хотел спуститься вниз, как вдруг заметил, что с другой стороны галерея резко поворачивает в сторону. Ступени оттуда тоже вели вниз, очевидно, в помещение для прислуги. К удивлению Бретта, там осталась кое-какая мебель – шкаф, кровать, а в углу находился кухонный лифт. Похоже, здесь спали слуги, ухаживавшие за детьми. И тут Бретт вспомнил, что у Маргит были два брата-близнеца. Вероятно, мародеры просто не заметили этой скрытой от чужих глаз комнатушки.
Однако им нельзя было долго здесь задерживаться. Скоро стемнеет, а он собирался добраться до Блэк-Бау засветло, чтобы успеть там осмотреться.
Они спустились вниз к реке, и вдруг Коди заметил старого негра, сидевшего на берегу с удочкой в руках. Рядом с ним были выложены три крупные зубатки. Негр тоже заметил Бретта и от испуга выронил удочку. Он с трудом поднялся на ноги.
– Пожалста, маста, пожалста, не трогайте меня, – пробубнил он. – Я не делаю ничего плохого.
Быстро объяснив Анджеле, что происходит, Бретт заверил старика, что не собирается обижать его.
– Мы просто проезжаем мимо, – добавил он.
– Прошу вас, маста… – Негр как заведенный кивал головой. Потом, похлопав по карману, старик растянул губы в беззубой улыбке. – А я и не боюсь вас, вот так, – заявил он.
– У тебя там пистолет? – рассмеялся Бретт. – Наверное, совсем маленький.
– Не-е, сэр, откель? Тута у меня бумаги, так што я могу доказать – я не беглый какой.
– Как твое имя?
– Руфус, – с готовностью ответил старик. – Это имя записано в бумагах, что дал мне маста Лобаш. Это он меня так назвал.
– Так ты был рабом мистера Лобаша? – решил удостовериться Коди. – И он освободил тебя?
– Ага, – кивнул Руфус. – Он освободил всех рабов, и они сбежали на Север, чтобы у них не отняли бумаги и не отдали их другому хозяину. А я уже стар, мне некуда бежать. И еще вот што… – Негр многозначительно обернулся на реку. Теперь он был уверен, что бояться нечего. – …Мастер Лобаш позволил мне ловить сколько угодно рыбы, так теперь я никуда отседова не уеду.
– А где сам мистер Лобаш, Руфус? Его дом разграблен, плантация заросла сорняками. Что случилось? – засыпал старика вопросами Бретт.
Анджела, державшая Бретта за талию, не решалась спрашивать; ее удивил его неожиданный интерес к делам какого-то Лобаша.
Руфус не видел большого вреда в том, чтобы рассказать им о случившемся.
– Ужасные вещи тут произошли, вот что, – кивнул он головой. – Маста Лобаш помер. Сам себя, стало быть, убил. Думаю, он не хотел жить дальше, раз уж его сынишки попали в такую беду. А я все это помню, – добавил с гордостью старик, – потому что им помогал. Я был управляющим масты Лобаша и знал обо всем, что происходило в ихней семье.
