Кэтрин Смит - В ночи
– Ты не помнишь, как полз по дороге за помощью? – недоверчиво осведомился Норт.
Брам покачал головой, все еще стоя к ним спиной.
– Нет, хотя руки были в бинтах – я порезал их о камни на дороге. Не помню, нашел ли кого-нибудь. Не помню, как меня привезли назад домой. Даже не помню, как мне сказали, что отец скончался. Все, что есть в памяти – как я забираю вожжи, а потом прихожу в себя утром, не способный двинуться, и мне говорят, что отца хоронят в этот день.
– Доктор велел тебе оставаться в постели, – напомнил Девлин.
Брам поглядел через плечо на младшего брата.
– Ты ведь дотащил меня до коляски, так что я присутствовал на погребении.
Может двое из них каким-то образом получают удовольствие от этих воспоминаний, но только не Уинтроп. Единственное, что всплывало в его памяти, – ощущение потерянной возможности, шанса доказать отцу, что он достоин уважения. Большинство людей странным образом воспринимают потери, но все, что Уинтроп почувствовал в тот день, – облегчение от тяжкого груза. Он никогда и никому не признавался в этом, даже Норту. На похоронах Норт был вне себя от горя. Конечно, он был отцовским любимчиком, родившимся от женщины, к которой виконт был по-настоящему привязан, в отличие от жены, которую просто терпел.
– Какое отношение это имеет к тому, что ты сделал для нас? – требовательно спросил он брата.
В это время Брам уже развернулся к ним лицом, над ним висел портрет отца, как дух, явившийся из прошлого.
– Я отобрал у вас отца. – Его голос прервался. – Если бы я не попытался забрать у него поводья, он был бы жив сегодня.
– Либо вы погибли бы оба, – с жаром продолжил Норт. – Господи, ты единственный человек, Брам, от которого нельзя было ожидать такой слезливости.
– Верно, – согласился Девлин. – Особенно после того, как ты вправил мне мозги по поводу самобичевания.
Старший брат грустно улыбнулся:
– Именно это я и имел в виду. Я знаю, что мне придется жить с тем, что я сделал, и в конце концов смогу простить самого себя. Но как на главе семьи на мне лежит ответственность заботиться о вас троих, о ваших женах и детях. И если кто-нибудь посягнет на вас, я защищу вас от этой угрозы.
В ответ на такое признание Уинтроп вскинул брови.
– Таким образом, ты выслал Дэниелса из чувства долга? – Брам хмуро взглянул на него.
– Я сделал это, потому что ты мой брат, мерзавец ты эдакий. Я хочу, чтобы у тебя была благополучная жизнь, чтобы ты был счастлив. Я не, желаю, чтобы ты проводил дни, вспоминая, что в какой-то момент ты поступил не так, как нужно, и это изменило всю твою жизнь. Чтобы ты испытывал такое же раскаяние, какое гложет меня.
– Не твоя вина, что отец погиб, – продолжал настаивать Девлин.
– Может быть, и так. Сейчас это не имеет значения. Но за свою жизнь я принес столько горя моей семье. Если я смогу сделать для нее что-нибудь хорошее… Для вас троих… Если смогу, то сделаю. Понятно?
Уинтроп начал верить его словам. Это не долг. Не вина. Это любовь. Он не был уверен, что заслужил ее, но обрадовался ей. И поклялся себе, что когда-нибудь вернет ее сторицей.
– Спасибо, – просто сказал он, встретившись взглядом с братом. Тот удивился, но Уинтроп не забрал бы благодарность назад. Должно быть, не всегда Брам будет ему нравиться, но в душу закралось подозрение, что он полюбил этого зануду.
Глава 19
Следующие два дня Уинтроп провел в ожидании вестей от Мойры. Не дождавшись, отправился к ней сам. День был холодный, серый. Легкая изморось, висевшая в воздухе, делала его плотным и тяжелым. Зонты не помогали. Влага проникала во все поры, заполняла все пустоты. Дождь так похож на Мойру, думал он, утонув в мягких подушках своей кареты. Какие бы меры предосторожности ты ни предпринимал, думал он, как бы ни защищался, ты бессилен, когда она проникает в твою душу, заполняя всю ее собой.
Слишком тихо, безмолвно было в ее доме, когда он взбежал по лестнице и постучал дверным молотком.
Натаниэля, который прежде ждал его сказать, чтобы он убирался прочь, в этот раз не было. А Честер, вежливый и общительный, как обычно, пригласил его войти. Могло показаться, что тут ничего не произошло, что все оставалось точно таким, как было до той проклятой ночи.
Конечно, заниматься любовью с Мойрой стало самым восхитительным переживанием всей его жизни. Но то, что произошло потом, было чудовищно.
Как он и предполагал, она сидела в библиотеке, одетая в платье густого зеленого цвета. Это был ее цвет. Он заставлял светиться кожу и сиять глаза. Она была самой прелестной женщиной, какую только он когда-нибудь видел. Румянец растекся высоко по щекам, едва она, отложив чтение, увидела, как он входит в комнату. С ним она не чувствовала себя в безопасности. Это хорошо. Даже если бы она злилась, это все равно было бы лучше, чем равнодушие.
– Мистер Райленд. – Приветствие прозвучало спокойно. Она отложила книгу и поднялась. – Вот так сюрприз!
– В самом деле? – Он закрыл за собой дверь. Она сложила длинные, изящные руки на груди.
– Да. Я даже подумывала, что сейчас, когда вы выпутались из такой неприятной ситуации, вы пожалели об этом.
Неужели она всерьез думает так? Она должна была бы понимать, что он не может оставить все как есть.
– Я обещал объясниться. Теперь явился, чтобы сделать это, если вам угодно выслушать.
Ее природное любопытство сыграло свою роль.
– Хорошо, согласна.
Сердце Уинтропа радостно подскочило. Будь она по-настоящему настроена против него, он бы уже выходил вон, забрав с собой все объяснения. Она пересела в кресло с софы, которую занимала, очевидно, для того, чтобы он не уселся рядом. Он устроился в кресле напротив – лучшее место, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
– Этой истории уже несколько лет, – сказал он и с удивлением заметил, что волнуется. – Постараюсь по возможности быть кратким.
– Если вам угодно. Это же ваша история. – Фраза прозвучала так, словно она уже решила: большая часть того, что он приготовил, – ложь. Тут же засосало под ложечкой. Какого дьявола он старается угодить этой женщине? Да, он совершил чудовищную ошибку, но сможет ли она простить его? Похоже, она считает, что он намерен обидеть ее, будто в этом заключалась его цель с самого начала.
Он глубоко вздохнул.
– Я был совсем юным и только что возвратился из большого путешествия, когда ко мне в таверне подошел человек по имени Дэниелс. Он задал вопрос, готов ли я послужить своей стране. Мне нужно было бы хорошенько подумать, прежде чем довериться ему, но я был молод и глуп.
Он рассказал ей все до конца, как Дэниелс обвел его вокруг пальца, как он доверял старику, а тот одурачил его. Он даже поведал ей, каким образом оказался замешанным Норт. Как Дэниелс вынудил его украсть, шантажируя тем, что предаст огласке все, что знает о Норте. Сейчас он понимал, что Мойра не станет передавать этого дальше. Она будет молчать из-за Октавии. Но главное – в данную минуту быть честным с ней было для него важнее, чем Норт и Октавия.
