Сара Блейн - Как женить маркиза
Вир не сводил глаз с лица графа, на котором ясно читались злорадство и торжество. Со свистом появился клинок из трости, служившей Виру ножнами. Только одно дело оставалось невыполненным. Он прислушался к себе, к своим чувствам. Десять лет. Амброуз, Синклер, Лэндфорд и теперь вот Блейдсдейл. Каждого из них он заставил заплатить, каждого по-своему. Какая ирония судьбы, думал он, чувствуя, как тяжел клинок в его руке. Герцог оказался в конце концов прав. Месть не приносит удовлетворения, оставляет только горький привкус пепла. Решительным движением он занес клинок над Блейдсдейлом.
Блейдсдейл, зажимавший руками рану в груди, оставленную пулей Вира, посмотрел на своего врага и, увидев его глаза, холодные, как сама смерть, почувствовал, что им овладевает страх. Торжествующая улыбка слетела с лица графа. В глазах его появилась мольба.
– Вир, нет! – Рука Шилдса схватила его за запястье. – Гидеон, остановись, зять! Все хорошо. Блейдсдейл промахнулся. Послушай же меня!
Синие глаза Вира посмотрел и на него с холодной, пронзительной ненавистью.
Всерьез опасаясь, как бы за все свои старания ему не пришлось стреляться с Виром на двадцати шагах сегодня же, Шилдс попробовал еще раз:
– Констанс не пострадала. Финни успел оттолкнуть ее.
Шилдс почувствовал, как рука, которую он сжимал, обмякла. Вир сделал шаг назад, безвольно уронил клинок.
Он нашел глазами Блэкторна, тот помогал Констанс подняться. Рядом топтался Финни – спаситель его жены.
Вир почувствовал, как зимний холод, сковывавший сердце, постепенно отпускает, когда увидел Констанс, шагнувшую навстречу ему.
И, отбросив клинок в сторону, он заключил ее в объятия.
– Все произошло из-за Лэндфорда, много лет назад, – говорила Констанс, прижимаясь щекой к груди Вира. – Все они были детьми и жили неподалеку друг от друга. И сколько же жизней погублено из-за того случая! Сколько ненависти он породил. Почти все они мертвы. Лэндфорд тоже – какой жалкой смертью он умер.
– Лэндфорд был Лэндфордом, и этим все сказано, – заметил Вир. Он не испытывал ни малейшей жалости к этому развращенному человеку, который пользовался высоким положением для того, чтобы манипулировать зависимыми от него людьми и удовлетворять свои потребности. В некотором смысле он ничем не отличался от Блейдсдейла, который делал то же, но ради своей неуемной гордыни. – Теперь он мертв. И я хочу, чтобы на этом все закончилось.
– И я хочу, – ответила Констанс, которой еще больше хотелось, чтобы все мрачное и страшное скорее осталось позади. – Теперь нам нужно думать о будущем.
Вир, который в ее объятиях уже стал забывать о горьком отчаянии, охватившем его при мысли, что он потерял Констанс навсегда, почему-то при этих словах насторожился. И тревога его стала только сильнее, когда Констанс подняла голову и, опершись на локоть, заглянула ему в лицо.
– Я тут думала... – начала она.
– Ты меня пугаешь, – проговорил Вир, отметив про себя, что его рыжеволосая жена никогда не выглядела привлекательнее, чем сейчас: роскошные кудри рассыпались по плечам, губы задумчиво сжаты.
– Животное ты, – сердито сказала Констанс.
– Конечно, животное, – согласился Вир, чувствовавший, что им снова начинают овладевать самые что ни на есть животные побуждения.
– Так вот, я тут думала, – твердо повторила Констанс, решившая не обращать внимания на его неудачную вылазку, а вместо того применить новую тактику, очевидно, с целью раздельно завладеть вниманием своего неугомонного супруга и повелителя. Кончиком указательного пальца она коснулась середины его аристократического лба и.медленно, томно повела палец вниз, по носу, через красиво очерченный рот и ямочку на подбородке и дальше. – И решила, что кое-что в доме надо будет переделать.
– А! – сказал Вир, который в данных обстоятельствах был более чем склонен дать ей полную свободу действий – пусть себе переделывает дом, сколько ее душе угодно. – Полагаю, дело в этих самых шторах с цветочным орнаментом. Теперь ты считаешь, что в свое время приняла необдуманное решение.
Констанс имела в виду отнюдь не шторы в парадной столовой – совсем напротив, шторами она была очень довольна и считала, что ткань с бледно-голубыми и синими дельфиниумами очень оживляет в целом аскетическую обстановку этого помещения.
– Ничего подобного я не считаю, Вир! – Констанс прищурилась, и Вир сразу пожалел, что затронул эту тему. – А чем тебе не нравятся шторы в столовой?
– Всем нравятся, радость моя, – поспешил он исправиться. – Можешь мне поверить, что теперь я не мыслю жизни без этих штор. Но если дело не в столовой, – продолжал он в надежде перевести разговор в более спокойное русло, – то что же ты собралась переделывать? Гостиные на первом этаже, комнаты для гостей на третьем, ванные, прачечные и даже бальный зал – все настолько идеально, что об улучшениях и помыслить невозможно.
Констанс нахмурилась, соображая, не смеется ли над ней Вир. Но потом благоразумно решила отбросить такую возможность и сосредоточиться на том, что, собственно, и заставило ее начать этот разговор:
– Нет, ты совершенно прав, мой дорогой маркиз и повелитель. Дело не в бальном зале и не в прочих помещениях, в которых я попробовала себя в качестве декоратора. Собственно говоря, я имела в виду, что нам следует оборудовать детскую.
Если она хотела слегка наказать его за достойное порицания легкомыслие, то она была вполне вознаграждена реакцией своего супруга и повелителя на это будничное заявление.
Вир так и замер и остановившимся взглядом вперился в Констанс. Он не стал тратить время на предисловия.
– Черт возьми, Констанс, – воскликнул он, сжимая ее безмятежное лицо в ладонях. – Ребенок? Ты уверена?
– Никогда в жизни я ни в чем не была так уверена, Гидеон, – ответила Констанс, глядя на него счастливыми глазами. – Только одно я знаю так же верно: что мне самой судьбой было суждено влюбиться в тебя с первого взгляда.
Как ни сильно был обрадован Вир неожиданной новостью о том, что он станет отцом, а все же последние ее слова напомнили ему кое о чем.
– Надеюсь, ты простишь мне мою прискорбную забывчивость, Констанс, – сказал он, – но мне бы очень хотелось узнать, когда же именно произошло это знаменательное событие. Честно говоря, я не помню, чтобы мы с тобой встречались до того вечера, когда я остановил твою карету на большой дороге. И мне давно было интересно, как это только ты одна сумела угадать, кто скрывается под маской Черной Розы.
– Но как же мне было не узнать тебя, Вир? – ответила Констанс, и в глазах ее заплясал смех. – Ведь ты однажды уже избавил меня от жалкой участи оказаться в лапах лорда Клэрборна, который неуклюж, как медведь, в два раза меня старше да к тому же тогда был в дурацкой маске дракона-людоеда.
