Гэлен Фоули - Дочь пирата
Глава 25
— Помоги мне, — прохрипел Дариус, и Серафина бросилась к нему.
— По-моему, у меня сломано колено, — выдохнул он.
— Ты можешь стоять?
Дариус кивнул. Лицо его было мертвенно-бледным. Серафина с трудом помогла ему подняться. Он не мог согнуть правую ногу. Закинув правую руку мужа себе на плечи, принцесса велела опереться на нее. Медленно и мучительно они пересекли комнату.
— Можешь взобраться по лестнице?
Он мрачно кивнул. Держась за жену, Дариус шаг за шагом поднимался наверх, стараясь не опираться на правую ногу. Серафина с тревогой поглядывала на него. По лицу Дариуса катился пот. Дыхание было частым и прерывистым. Он весь дрожал.
— Почти пришли, — нежно сказала она.
Дариус ничего не ответил, лишь пальцы, которыми он держался за ее плечо, крепко сжались.
Казалось, прошел целый час, пока они поднялись до верхней площадки лестницы, а затем так же медленно добрались по коридору до розовой спальни. Наконец Дариус тяжело опустился на кровать, и рука его соскользнула с плеча жены.
Откинувшись наконец-то на спину, Дариус, задыхаясь от боли и изнеможения, сказал:
— Спасибо.
Она уже зажгла свечу и вытащила свою швейную корзинку, в которой держала также и лекарские принадлежности. Образ Анатоля, удивленно глядящего на рану в своей груди, неотступно преследовал ее, но Серафина так же решительно его отгоняла…
Первым делом она срезала штаны Дариуса выше колена и отвернула грубую ткань. Серафина увидела невероятно распухшую ногу. Удар не раскроил кожу, но синяк был огромный, красный, с синими подтеками.
Посмотрев на мужа, она заметила, что его глаза устремлены на нее. Большие тревожные глаза с удивительно длинными ресницами.
— Сломано?
— Возможно. Однако будем надеяться, что это лишь сильный удар, — ответила принцесса. — Мы еще два дня ничего не узнаем, пока не спадет опухоль. О, если бы у нас был лед!
Серафина поправила подушку под головой мужа. Затем смочила чистую тряпицу и осторожно смыла засохшую кровь с его рассеченной губы.
— Бедный малыш, посмотри на себя, — бормотала она. Дариус внезапно обнял ее и притянул к себе.
— С тобой все в порядке? — прошептал он. — Боже, это было самое ужасное зрелище в моей жизни. Он ударил твое дорогое личико…
— Со мной все хорошо, Дариус. Он ударил не слишком сильно. Кроме того, меня утешает мысль, что Анатоль получил по заслугам.
Руки Дариуса крепче сомкнулись вокруг жены.
— Никогда не покидай меня, Серафина. Никогда не покидай.
— Я никогда тебя не оставлю. — Она зажмурилась, но слезы все же пролились из глаз. — С нами теперь все будет хорошо. Правда? Нам принадлежит вся жизнь. Скажи, что все будет хорошо.
Дариус гладил ее волосы, и отчаяние в агатовых глазах отражало то же чувство, что светилось во взгляде Серафины.
— Да, да. У нас в запасе вечность.
— Да. — Она закрыла глаза и поцеловала его в щеку. — Я люблю тебя, Дариус. Ты теперь должен знать, что это так!
— Да, — прошептал он, — я знаю это и люблю тебя тоже. Господи, я думал, что потерял тебя!
— Никогда! — Принцесса слегка отклонилась назад и нежно положила ладонь ему на щеку. — А теперь мне нужно пойти и накачать холодной воды из колодца. — Она боялась спуститься вниз, к трупам, но ради него заставила себя решиться на это. — Мы положим тебе на колено холодный компресс, а потом плотно обернем грубой тканью, чтобы оно больше не опухало. Хочешь коньяка?
— Дай, пожалуйста, — жалобно прошептал он. — Ноет до чертиков.
— Видишь, не так-то и трудно в этом признаться. — Серафина налила им обоим немного коньяка.
Они молча чокнулись, выпили все до дна и поморщились.
— Я тебя обожаю, Сантьяго.
— Ты бесшабашная женщина, Серафина. Она одарила его застенчивой улыбкой:
— Что ж, иной мне быть нельзя, с таким-то мужем.
— Для оранжерейного цветочка ты стреляешь очень неплохо.
В этот момент послышался отдаленный топот копыт и мужской смех. Принцесса напряглась, испугавшись, что это едут люди Туринова. Бросившись к окну, она слегка отодвинула занавеску и выглянула наружу. — Это Алек и твои солдаты! Слава Богу! — Она вихрем бросилась к двери. — Дариус, лежи тихо и попытайся успокоиться. А я пойду наберу холодной воды и пошлю Алека за местной полицией и врачом. /
— Серафина! Не выходи из комнаты, пока не сменишь платья.
Серафина рассмеялась.
Лицо Дариуса озарилось ослепительной улыбкой, и он протянул к ней руки:
— Вернись ко мне, негодница. Она весело подбежала к нему.
Дариус притянул жену на постель, перекинул через бедро на матрас и, повернувшись на бок, осыпал поцелуями ее лицо.
— Как же я люблю тебя. Люблю тебя! Люблю!
— Я тебя люблю, — прошептала Серафина. — Я люблю в тебе все! Нет ничего, чего бы я в тебе не любила! Помни это.
Дариус кивнул:
— Запомню. Я все еще не могу поверить в то, что ты рисковала из-за меня жизнью.
— Почему же? Ты все время делаешь это ради меня. Он все еще недоумевал:
— Ты из-за меня осталась здесь. Ради меня явилась в ту комнату, хотя могла… хотя должна была… думать о том, как спастись самой. Я чувствую себя… — Он покачал головой.
— Что ты чувствуешь?
— Что жизнь моя только начинается. Я покончил с тайнами, Серафина. Я был напуган и вел себя как последний ублюдок. Но ты была так терпелива со мной…
— Ты того стоишь, Дариус.
Серафина склонилась над ним и нежно поцеловала в губы. Когда она откинулась на постель, Дариус робко улыбнулся ей милой детской улыбкой.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Что? — изумилась она.
— Я ведь так и не задал тебе этот вопрос.
— Право, не знаю, Сантьяго. Это такой серьезный шаг. Ты считаешь, что готов к нему?
— Я-то готов, — прошептал он. Принцесса засмеялась и обняла его.
— Наконец-то! Я с четырех лет ждала, что ты попросишь меня об этом!
— Тогда мне, кажется, надо многое нагонять.
— Угу! — с чувством промолвила она и, засмеявшись, притянула к себе для поцелуя.
Эпилог
27 октября 1805 года
— О, Серафина, как здесь красиво! — воскликнула Эль, следуя за принцессой по комнатам первого этажа желтой виллы. — Неудивительно, что мы больше никогда не видим тебя при дворе. Ты создала здесь маленький рай!
Серафина весело улыбнулась и, отбросив назад выбившийся локон, поманила лучшую подругу в столовую.
— Посмотри на эту фреску. — Она показала на потолок, где были тщательно восстановлены сочные краски барочной картины. Опутанные золотой сетью Марс и Венера, казалось, вовсе не жалели о том, что они в плену.
Эль насмешил намек:
— Они напоминают одну знакомую мне чету. Серафина фыркнула:
