Валери Кинг - Покорившие судьбу
Что ж, в жизни случаются порой презабавные повороты!.. Но пора было думать о том, как пригвоздить Джулию и ее возлюбленного к позорному столбу.
21
Вечером накануне первого бала в Доме Алмака Джулия сидела в Желтом салоне, обдумывая итоги минувшей недели. Ноги ее, стоявшие на невысокой скамеечке, овевало приятное тепло камина. Да, хотя столица в последнее время радовала их на удивление погожими солнечными днями, в доме сэра Перрана на Гроувенор-сквер было не по-весеннему пасмурно.
По звукам, доносившимся из Малиновой гостиной, Джулия догадалась, что сестры занимаются с учителем музыки: они то упражнялись в игре на арфе и фортепиано, то повторяли трудные места из своих любимых песен. Джулия вдела в иголку шелковую нить и начала вышивать ярко-синий глаз на хвосте павлина.
В тот вечер, когда она вслед за сэром Перраном вошла в его кабинет и застала его за столом с пачкой каких-то писем, она воочию убедилась, что ее взаимоотношения с мужем окончательно зашли в тупик. До этого она несколько недель кряду надеялась, что былая теплота еще может вернуться, надо только немного постараться. Но когда на самый обычный, хотя и неожиданно заданный вопрос муж едва не набросился на нее с кулаками, все ее надежды на этот счет улетучились.
Подойди он к ней на следующий день, чтобы извиниться за резкость, она бы не отчаивалась так. Но вместо этого в нем вдруг опять проявились замашки настоящего тирана, которые так измучили Джулию и сестер прошлым летом. Приказы его были жестки и неумолимы. В частности, он без всяких объяснений наложил запрет на добрую половину балов и вечеров, которые леди Тревонанс особенно рекомендовала сестрам для достижения успеха.
Для Джулии дело осложнялось еще тем, что Эдвард тотчас по ее поведению заподозрил неладное и не далее как позавчера, во время одного из балов на Аппер-Брук-стрит, умолял ее открыть ему причины своей печали. Джулии так хотелось облегчить душу, что, чуть поколебавшись, она поделилась с ним кое-какими своими тревогами и описала случай с письмами.
– Я начинаю подозревать, что у него есть любовница, – заключила она, – и я лишь по наивности не догадывалась об этом раньше. Как ты думаешь?
Серые глаза Эдварда смотрели на нее задумчиво.
– Это были именно письма? – спросил он. – Ты уверена?
– Совершенно уверена, – кивнула Джулия. – Помню, в тот миг, когда я вошла, а он меня еще не заметил, у него был такой вид, что я подумала: этот человек влюблен. Знаешь, до сих пор мне даже в голову не приходило, что у твоего дяди может быть какая-то другая женщина. Но ответь же наконец, что ты обо всем этом думаешь?
Эдвард рассеянно покачал головой.
– Не знаю. Ведь между нами никогда не было особой близости. Дядя всю жизнь относился ко мне довольно пренебрежительно – вероятно, из-за того, что мама в свое время предпочла ему моего отца.
Джулия кивнула и, заметив, что муж незаметно следит за ними из-за двери, торопливо простилась и отошла от Эдварда.
Негромкий стук в дверь прервал воспоминания Джулии, и плечи ее невольно сжались. Муж? Интересно, какой букет изысканных насмешек он приподнесет ей на этот раз? Что ему не понравится – ее волосы, платье, цвет туфелек? Или он явился, чтобы отдать очередное распоряжение?
К счастью, за дверью оказался Григсон: он привел лакея леди Тревонанс, который, бледнея и заикаясь, изложил просьбу хозяйки.
– Миледи Тревонанс просит вас приехать к нам на Беркли-сквер, миледи… Она велела передать вам, что дело очень спешное.
Говоря, лакей почему-то упорно отводил от нее глаза; на лбу его поблескивали бисеринки пота, напудренный парик съехал набок.
– А письма она мне не передавала?
– Нет, миледи, только просила вас быть у нее в восемь. Она ждет вашего ответа.
– Что ж, благодарю вас. Пожалуйста, передайте ее милости… Впрочем, не надо. Я сейчас сама напишу ответ. – Она хотела отложить вышивание, но лакей торопливо шагнул вперед.
– Нет-нет, миледи! – воскликнул он. – Писать ничего не нужно! Ее милости угодно, чтобы я передал ей ответ на словах. Так что ей сказать?
– В таком случае, скажите, что в восемь я буду.
– Хорошо, миледи. – Лакей поклонился.
После ухода посыльного Джулия несколько минут не отрывалась от работы. А вдруг маркиза действует по просьбе Эдварда? – неожиданно подумала она, но тут же улыбнулась своей нелепой фантазии: вероятно, это ее собственные тайные желания снова дают о себе знать.
Однако почему вдруг такая спешность, думала она, и, главное, как ей выбраться из дому незамеченной? В те вечера, когда сестрам не позволялось никуда выезжать, ее муж имел обыкновение ужинать в своем клубе и сегодня, насколько Джулии было известно, собирался поступить так же. Однако ей так же хорошо было известно и то, что за нею ведется тайная слежка. Она заметила это некоторое время назад, а после того, как Габриела передала ей сочиненное кем-то из слуг присловье – что миледи «одна не ходит нигде, только что по нужде», – ее сомнения на сей счет окончательно развеялись.
В какой-то момент, между двумя крошечными синими стежками, она решила, что не может ехать, раз за нею следят. Однако врожденный дух противоречия тут же взял верх, и ей захотелось поступить вопреки и даже назло деспотичному супругу. Итак, решение было принято, оставалось лишь дождаться, когда он уедет, да немного позже – по всей вероятности, завтра, – понести наказание за провинность.
Полчаса спустя Джулия радовалась тому, сколь многому она успела научиться за время замужества. Желая супругу приятного ужина в «Уайтсе», она недрогнувшей рукой продолжала вышивать павлиний хвост и ни единым движением не выдала своих чувств. Перед уходом сэр Перран разглядывал ее с каким-то особенным любопытством, и, пожалуй, в эту минуту она бы почувствовала себя плоховато, сохранись в его отношении к ней хоть малая толика участия или доброты. Теперь же она без особого волнения встретила его пристальный взгляд и невозмутимо продолжила вышивание.
Только когда с улицы донесся стук отъезжающей кареты, Джулия встала и поспешила в свою спальню. Сердце ее замирало от волнения и страха. По дороге она подумала, не сообщить ли на всякий случай сестрам, куда она едет, – но тут же решила, что это ничего не даст, только навлечет на них гнев сэра Перрана. Лучше пусть они ни о чем не знают. Девушкам велено было упражняться в пении и игре на музыкальных инструментах, и их голоса все еще доносились из Малиновой гостиной. Скорее всего они знали, что сэр Перран уехал, но не могли прервать занятий: их учитель, получая от баронета хорошее жалованье, всегда ревностно относился к своим обязанностям.
