Филиппа Карр - Сестры-соперницы
Когда мы выезжали из ворот их дома, я чувствовала радостное возбуждение.
Анжелет сказала:
— Нет сомнения, что ты полностью покорила Люка Лонгриджа.
— Ого, — сказала я, — ты всерьез взялась подыскивать мне мужа.
— Только не здесь! — рассмеялась она. — Я не представляю тебя в роли хозяйки фермы… и жены пуританина. Для него ты слишком тщеславна и слишком любишь красивые вещи. И все равно он не мог отвести от тебя глаз.
— Это только потому, что ты — замужняя женщина, а я — одинокая.
— Нет, дело в чем-то другом. По-моему, и Элла это заметила. Ей было явно не по себе. Но я уверена, что у нее нет оснований для беспокойства.
— Я тоже в этом уверена, — рассмеялась я. Мы возвратились в Фар-Фламстед, который был мрачным и неприветливым, потому что в нем не было Ричарда.
Ричард вернулся домой, и мне предстояли дни, в течение которых я могла в любой момент встретиться с ним, и длинные вечера, когда Анжелет сидела со своей ткацкой рамкой или с вышиванием, а мы с ним располагались друг напротив друга за небольшим шахматным столиком. Иногда я чувствовала, что он смотрит на меня, и быстро поднимала глаза, стараясь перехватить его взгляд. Это мне удавалось, но прочитать его мысли я так и не смогла. Возможно, он просто оценивал мои шансы на брачном ложе. Однажды я спросила его:
— Вы все еще намереваетесь спихнуть меня замуж?
— Ваш брак — это вопрос, требующий определенных размышлений, — ответил он.
— И мы обязательно должны подумать об этом! — воскликнула Анжелет. — Ведь верно, Ричард? Он утвердительно кивнул.
— Очень мило с вашей стороны уделять моим делам такое внимание. Анжелет не пришлось заниматься поисками мужа. Судьба сама сделала ей подарок. Мне хотелось бы, чтобы со мной произошло что-то подобное.
— Это глупо, — сказала Анжелет. — Если она будет сидеть здесь, то никого не найдет, правда, Ричард?
Интересно, нравилась ли ему эта ее манера — всегда и во всем полагаться на его мнение? Видимо, да, поскольку это доказывало, что она — кроткая и послушная жена.
— Меня устраивает здешняя жизнь, — сказала я, взглянув на него.
Уголки его губ слегка приподнялись, а это означало, что он доволен.
— И тем не менее, Берсаба, это будет очень нечестно по отношению к вам. Я что-нибудь придумаю.
Я полностью сосредоточилась на шахматной доске, поскольку сама мысль о том, что он не будет страдать, переживая мое отсутствие, была для меня невыносима.
Позже я ушла к себе в комнату. Я узнала, что не смогу заснуть, размышляя о том, что я натворила. Я снова и снова представляла, что сказала бы моя мать, узнав о случившемся. Несомненно, она нашла бы обстоятельства, оправдывающие меня, но в глубине души была бы потрясена всем этим и никогда не оправилась бы от шока. Она любила моего отца и была однолюбкой, но если бы он женился на другой, она отступила бы, несмотря на горе. Возможно, она никогда не вышла бы замуж, а может быть, вышла бы за другого.
Люди вроде моей матери, обладающие врожденными добродетелями, не способны понять ошеломляющего натиска искушений, обрушивающихся на людей моего типа. Я могла до поры до времени держаться, но мое влечение к Бастиану, достигнув пика, просто сломило все преграды.
На следующий день я вновь отправилась на ферму Лонгриджей, где меня встретила Элла. Она сказала, что ее брат ушел по делам фермы.
Как опрятно и чопорно выглядела она в простом сером платье и белом переднике! Интересно, что бы она сделала, узнав о моих грехах? Вероятно, перестала бы принимать меня в своем доме, ибо пуритане, ведя столь чистую и безгрешную жизнь, были нетерпимы к грехам других.
Некоторое время Элла говорила мне о достоинствах своего брата и о том, как она боится его излишней смелости. Самые ужасные вещи могут произойти с теми, кто пишет так называемые призывы к мятежу, которые на самом деле содержат чистую правду.
— Я никогда не забуду дело доктора Лейтона, шотландца, написавшего» Обращение к парламенту, или довод против папства «. Его дважды публично отхлестали бичом, а затем привязали к позорному столбу. Ему отрезали уши, вырвали ноздри, а на щеках выжгли клеймо СС, что означает» сеятель смуты «.
Я содрогнулась.
— Ваш брат не должен подвергать себя такому риску.
— Вы думаете, он послушается меня?
— Сомневаюсь. Так всегда и бывает с мучениками. Они никогда не слушают тех, кто пытается их спасти.
— Доктора Лейтона выпустили из тюрьмы.
— Возможно, теперь он будет вести мирную жизнь. Она резко повернулась ко мне.
— А что ему остается? Девять лет в королевской тюрьме! Он потерял зрение, слух, его не слушаются руки и ноги. Наверное, теперь его жизнь вполне можно назвать мирной. И все это — лишь за то, что он посмел изложить на бумаге свои мысли, которые могли овладеть умами других людей!
— Мы живем в жестокие времена, Элла.
— Вот ради того, чтобы эти времена изменились, и рискуют своими жизнями Люк и его друзья.
Некоторое время мы молчали. Как легко и спокойно было здесь, на ферме! Мыслями я вернулась в Фар-Фламстед, пытаясь угадать, о чем сейчас думает Ричард. А вдруг он заговорит с Анжелет о той ночи? Что тогда произойдет?
Вошел Люк Лонгридж, и я сразу заметила, как загорелись его глаза, когда он увидел меня. Я собрала все свои силы, чтобы привлечь его внимание, потому что мне нужно было как-то развеяться. Я должна была прекратить думать о трагифарсовой ситуации, которую сама же и создала в Фар-Фламстеде.
— У тебя мрачный вид, сестра, — сказал он, глядя в это время на меня.
— Мы говорили о докторе Лейтоне.
— О да. В свое время вокруг его имени было много шума, но теперь он уже на свободе.
— Через десять лет! — раздраженно заметила Элла — Его жизнь кончена. Я даже сомневаюсь в том, что он сохранил рассудок.
Я в упор посмотрела на Люка и сказала:
— Это предупреждение тем, кто безоглядно бросает вызов власть имущим.
Люк сел за стол, и его глаза загорелись тем фанатичным огнем, который появлялся у него при обсуждении любимых тем.
— Нет! — воскликнул он. — Лейтон служит всем нам примером.
— Примером того, как не следует поступать, — сказала я.
— Госпожа Лэндор… Я прервала его:
— Умоляю вас, называйте меня просто Берсабой. Ведь мы с вами друзья, верно?
— Я счастлив, если это так. Видите ли, Берсаба, каждый должен делать свое дело, и если мы отступим, увидев поражение одного из наших лидеров, значит, мы недостойны вести эту борьбу.
— Возможно, вы достойны того, чтобы вести мирную семейную жизнь и чтобы ваши дети выросли в безопасной обстановке.
— Нет безопасной обстановки там, где царствует тиран.
— А вы уверены в том, что, свергнув эту тиранию, вы не замените ее еще худшей?
