Юлия Леонова - Не говори мне о любви
Бесшумно прикрыв раму, он вернулся в свой кабинет, лег в постель, обняв жену. Что-то сонно пробормотав, Наташа спрятала лицо на его груди и прижалась к нему всем телом.
Относительный покой воцарился в семье после этой ночи, но осталась между супругами некая недосказанность, что по-прежнему вносило некоторое напряжение в отношения.
Совсем недавно, всего три дня назад, Наталья поняла, что ее надежды оправдались. Не зря посвятила столько времени и молитвам, и визитам к признанным светилам медицины. Ей так хотелось поделиться своей новостью с Ником, но она никак не могла решиться начать разговор. Однако же природа все решила за нее. Сидя за завтраком напротив супруга, Наталья откинула накрахмаленную салфетку, взяла с подноса горячую булочку и по своему обыкновению собиралась намазать ее маслом. Взяв нож, она воткнула его в мягкое масло, но отчего-то вид масла, растекающегося жирной лужицей по румяной поверхности, вызвал у нее дурноту. Бросив сдобу на тарелку и уронив на пол нож, она, зажав рот ладонью, кинулась в уборную. Спазмы выворачивали пустой желудок. Николай поднялся из-за стола и пошел следом за ней.
- Натали, Вам плохо? – спросил он через дверь. – Вы не заболели?
Умывшись холодной водой, Наталья приоткрыла дверь и бочком вышла из помещения.
- Я не больна, Ники, - подняв глаза, ответила она.
Его теплая ладонь коснулась влажного покрытого испариной лба.
- Но Вы вся дрожите, - тихо возразил он. – Вам немедленно нужно лечь в постель. Я пошлю Никифора за Вашим врачом.
- В этом нет необходимости, mon cher, - слабо улыбнулась она. – У врача я уже была. Я собиралась Вам сказать, но никак не могла выбрать время.
До его сознания не сразу дошли сказанные ей слова. Когда же Николай понял, о чем она только что толковала ему, от нахлынувших чувств перехватило дыхание.
- О… Наташа! – Елецкий стиснул ее в объятьях. – И все же мне так тревожно за Вас! Когда Аннушка появилась на свет, это едва не стоило Вам жизни.
- Все будет хорошо, - поспешила заверить она его.
Уходя на службу, Елецкий предупредил горничную Натальи, чтобы та непременно дала ему знать, если вдруг хозяйка почувствует себя нехорошо.
Новость эта вызвала в нем двоякое чувство. Одним, без всякого сомнения, была радость. Ник всегда мечтал, что когда-нибудь у него будет большая семья. Он знал, что не станет подобно своему отцу пытаться вылепить идеальных наследников из своих детей, но постарается подарить им как можно больше любви. Другим чувством был страх. Он еще слишком хорошо помнил, что пережил в ту ночь, когда на свет появилась Анечка. Ему явно чего-то недоговаривали тогда, когда маменька его, взволнованная и бледная, шепталась о чем-то с повитухой. Он сердцем чувствовал, что все не так, как должно быть, и поэтому вполне осознавал, что и дочь, и Натали чудом остались живы. Что, если… Нет! Нет! Прочь эти мысли! Сердце сдавила обручем тревога. Только на мгновение представив себе, что он может потерять Натали, Ник вздрогнул. Все обойдется! - внушал он себе.
Однако Наташа выглядела вполне здоровой. Изредка у нее случались недомогания подобные тому, что было в то утро, когда она сообщила ему эту новость, но в целом все проходило хорошо, и постепенно страхи его сошли на нет. Елецкие свели к минимуму светскую жизнь, не принимая и не приглашая никого к себе. Иногда с визитом к Елецким заезжала Мари, но всегда одна, без своего молодого супруга: Петр своей неприязни к Николаю никогда не скрывал и без нужды старался не иметь с ним никаких дел.
***
Николай поднялся с постели, сухими губами коснулся лба спящей Натали и неслышно вышел из спальни в гардеробную. Было начало декабря, и за окном было совсем темно, но ему уже пора было собираться на службу. Сегодня был приемный день, и Государь, который привык свой день начинать рано, иногда начинал принимать посетителей с восьми утра. Отказавшись от мысли позавтракать, князь поспешил облачиться в мундир, с вечера начищенный Никифором, и, накинув сверху шинель, вышел на улицу. Дыхание вырывалось изо рта белыми облачками пара. Мелкий колючий снег, подгоняемый порывами пронизывающего декабрьского ветра, сыпал в лицо, норовя забраться под воротник шинели. Прогулка пешком в такую погоду не доставила бы удовольствия, и Ник остановил наемный экипаж. Ранним утром, когда на улицах было еще совсем темно, и только призрачный свет фонарей освещал путь редким прохожим, Елецкий быстро добрался до Зимнего. Сменив на посту своего предшественника, Ник углубился в изучение бумаг на столе.
Николай Павлович появился в своем рабочем кабинете ровно в половине восьмого. Несмотря на ненастную погоду, император был бодр и настроение имел хорошее. День этот начался как обычно, и практически ни чем не отличался от других приемных дней: чередой шли просители, и Николай, присутствуя при каждой встрече, бегло записывал карандашом все распоряжения Государя касаемо того или иного вопроса. От горевших свечей в кабинете было душно, но не было никакой возможности даже приоткрыть окно: из-за разыгравшейся непогоды бумаги сразу сдувало со стола порывами ветра, и большинство свечей тут же норовили погаснуть. От духоты одной весьма престарелой даме вдруг сделалось дурно. Налив в стакан Воды, Ник проводил ее в приемную и передал на руки сопровождавшим ее людям.
Николай Павлович недовольно покачал головой.
- В таком-то возрасте пристало бы о душе думать, а не о наследстве, - недовольно заметил он. – Николай Сергеевич, возьмите у княгини бумаги и выясните, в чем там дело, - распорядился император. – На сегодня все. Я обещался Ее Величеству присутствовать на обеде в честь нового посла Пруссии.
Елецкий вышел в приемную, объявил об окончании аудиенции, собрал прошения в письменной виде и вернулся на свое рабочее место.
Было четыре часа дня, когда дверь в приемную неожиданно отворилась, и в приемную кто-то вошел быстрым шагом. Ник собирался уже было отчитать непрошенного посетителя, дерзнувшего без позволения врываться в рабочий кабинет Государя, но, подняв глаза, застыл в немом изумлении.
Павел, взъерошенный, в расстегнутом мундире, будто на ходу натягивал его, замер перед его столом.
- Собирайся, я подменю тебя, – коротко бросил Гурьев. – Плохие вести нынче я принес тебе. Наталье худо. Мне Никифор с полчаса назад сообщил.
Елецкий побледнел, дурное предчувствие обручем сдавило грудь, вновь проснулись все былые страхи.
- Что с ней? – потеряно спросил он.
- Не знаю, mon ami, не знаю, - покачал головой Павел. – Спеши! Бог даст, все обойдется. Государю я сам сообщу обо всем.
Николай сорвался с места, будто за ним гнался кто. Пробегая по коридорам Зимнего, он не обращал внимания на недоуменные взгляды и возмущенные возгласы, несущиеся ему вслед, когда он ненароком задевал кого-то.
