Ольга Клюкина - Сапфо, или Песни Розового берега
Сапфо не могла нарадоваться, что уже во время одной этой прогулки Клеида потихоньку поведала ей несколько девических тайн и разговаривала скорее как с подругой, а не просто по необходимости толковала об общих семейных делах.
В порыве нежности они даже обменялись браслетами — стоило только Клеиде высказать восхищение по поводу серебряной химеры с глазами из лунного камня, обхватившей кисть Сапфо, как она тут же с радостью надела дорогую вещицу на запястье дочери, радуясь лишней возможности нежно подержаться за смуглую, теплую руку Клейсочки.
У меня ли девочка
Есть родная, золотая.
Что весенний златоцвет —
Милая Клеида!
Не отдам ее за все
Золото на свете[38] —
вспомнила Сапфо, как сложились когда-то эти строки.
Тогда она вела по дороге маленькую Клеиду за теплую ручку, а та деловито расспрашивала маму, за сколько монет повивальные бабки обычно продают бездетным женщинам детей, и могут ли потом мамы самых непослушных деток отдавать обратно, особенно интересуясь, возвращают ли бабки обратно плату, или деньги вовсе пропадают.
«Вот оно — мое золото, — подумала Сапфо, глядя на дочь. — Наверное, у каждого свое золото, а у меня — такое».
Они теперь как раз стояли на священной поляне, где недавно проходили первые «фаонии», и Сапфо поняла, что это вовсе не случайное совпадение — она должна поблагодарить Афродиту за то, что та подыскала Клеиде такого славного жениха, как Гермий.
Сапфо сняла с головы венок и подошла к алтарю.
На белом камне до сих пор еще лежали другие венки, в том числе и тот, который всего несколько дней назад украшал во время праздника светлые пышные кудри Фаона.
Правда, теперь венок Фаона завял и весь размок от обильных дождей, но все же его можно было узнать среди прочих по искусно вплетенным в него синим цветочкам, наподобие мелких звездочек.
«Спасибо тебе, Афродита! — с чувством мысленно произнесла Сапфо, благодаря за Клеиду, но еще больше — за себя, а точнее, за то, что богиня дала ей все-таки силы отказаться от безумной страсти. — Я знаю, что ты любишь меня, Киприда! Ты научила меня самому трудному — отказу: уметь все дать — и не раскрыть ладони, хотеть все сказать — и не разомкнуть уст! Каким-то непостижимым образом ты показала мне силу еще большую, чем любовь. Ведь для того, чтобы подавить в себе любовь, отказаться от нее, нужно поистине особое, невероятное усилие, о котором знаешь лишь ты и твои любимицы, которых ты посвятила в свою великую науку…»
— Скажи, Клеида, что труднее — дышать или не дышать? — спросила Сапфо, обращаясь к дочери, и Клеида увидела, что лицо матери буквально светится от непонятной радости, словно она и вправду только что увидела наяву и поговорила с кем-то из великих богов.
Клеида пожала плечами и даже на всякий случай оглянулась по сторонам, но не увидела на поляне больше никого, кроме сидящих на траве Эпифокла и задумчиво жующего травинку Гермия.
«Что и говорить, Гермий прав, уверяя, что моя Сапфо необычная женщина и к ней не следует применять общие мерки, — подумала Клеида, глядя на сияющее, радостное лицо Сапфо. — Напрасно я, наверное, постоянно повторяю слова Скамандронима, для которого она все равно всегда будет только непослушной дочерью, а дядя Харакс — непослушным сыном».
Желая не мешать Сапфо молиться, Клеида тихо отошла в сторону, а потом принялась собирать на поляне цветы и раскладывать букетики на алтари, чувствуя, что делает правильное, угодное богам дело.
Но дойдя до самого края поляны, где из больших белых камней был сложен жертвенник Зевсу-громовержцу, Клеида вздрогнула и отпрянула.
— Мама, — прошептала она, подбегая к матери и испуганно, по-детски дергая ее сзади за полу одежды. — Там он, тот… Он спит.
Сапфо, а также мужчины осторожно подошли к месту, на которое указывала Клеида, и увидели спящего в траве Фаона.
Юноша, измученный обидой, и стремительным бегом по лесам и долам, и предыдущей бурной, бессонной ночью, должно быть, пришел сюда пожаловаться на людей своим небесным покровителям, да так и незаметно заснул возле алтаря, пригревшись на солнышке.
Фаон спал, уютно свернувшись в траве калачиком и подложив под голову растопыренную ладонь, и на щеке его до сих пор не просохла недавняя слеза, похожая на редкостной красоты розоватую жемчужину, тем более что рука юноши сейчас по форме чем-то напоминала морскую раковину.
Все, кто подошел к алтарю, смотрели на раскрасневшегося во сне Фаона с немым изумлением — он сейчас казался удивительно безмятежным и прекрасным!
— Порой мне приходит в голову, что мальчику с такой наружностью больше пристало жить с небесными, морскими или даже подземными богами, но не здесь, среди людей, — шепотом сказал Эпифокл, первый нарушая благоговейное молчание.
— А разве он не сын кого-нибудь из богов? — спросила Клеида, с любопытством оглядывая нежнейшего из нежных юношу. — Разумеется, такого, как он, слишком легко обидеть грубым обращением…
— Он плакал, — вздохнув, сказала Сапфо.
Но если еще вчера сердце Сапфо при виде этой слезинки могло бы сразу затрепетать, то сейчас она глядела на Фаона спокойно, созерцательно и серьезно, словно на прекрасное произведение искусства.
Те, кто сейчас стоял рядом с Сапфо — дочка, Гермий, даже взбалмошный Эпифокл, были ей родными и близкими, а Фаон почему-то казался пришельцем из совсем иного, бесконечно далекого и даже чуждого, хотя и прекрасного мира.
Наверное, Фаон почувствовал, что на него смотрят, и внезапно пошевелился во сне, открыл глаза, а потом испуганно сел на траву, обводя всех непонимающим взглядом.
— Я рад, что наконец-то нашел тебя здесь, Фаон, — проговорил хитрый Эпифокл, сделав вид, как будто он только тем и занимался, что все это время гонялся по холмам в поисках мальчишки. — Потому что должен извиниться за свою несдержанность. И я доволен, что могу сделать это не только в присутствии наших друзей, но также и богов, которые всегда незримо обитают на этой священной поляне. Надеюсь, ты не будешь на меня больше сердиться и мы останемся друзьями?
Но Фаон по-прежнему молчал — лишь тыльной стороной ладони вытер со щеки предательскую слезу и насупился.
— Хочу тебе сказать, Фаон, что Эпифоклу уже и так пришлось дорого заплатить за то, что порой он говорит много лишнего, — с улыбкой поддержал Эпифокла Гермий. — Сегодня философу это стоило кучу золотых, так что он и так уже наказан.
Но Фаон по-прежнему не говорил ни слова и смотрел на всех странным взглядом.
— Ну что с тобой, Фаон? — спросила мягко Сапфо. — Неужели ты до сих пор никак не можешь победить свой гнев? Ведь ты же у нас сильный.
