Джерина Кэрол - Граф из Техаса
Но она отбросила в сторону эти мысли и подошла к Люсинде, чтобы радушно заключить ее в свои объятия.
— Рада, что ты стала членом нашей семьи, Люсинда: Я Эмми, тетя Прескотта, но ты можешь звать меня тетушка Эмми. Меня все так зовут.
— Спасибо… тетушка Эмми, — нерешительно сказала Люсинда.
— Все, что хочу сказать — я счастлива, что такая милая и хорошая женщина, как ты, наконец заставила остепениться этого проказника, моего племянника, — и обратившись к Прескотту добавила, — он был баптистом?
— Кто?
— Тот священник, который венчал вас во Франции, в Париже?
— Нет, но он был представителем духовенства. Кажется, он был методистом, не так ли, дорогая?
— Я думаю, он был членом епископальной церкви, Прескотт.
Если до этого она видела только холодное любопытство в глазах тети и невестки своего мужа, то теперь их лица озарили теплые улыбки. Эти женщины не знали ее и злополучных обстоятельств ее рождения, и все же Люсинда чувствовала, что они приняли ее с открытым сердцем.
«Господи, неужели Прескотт был прав все это время?» — думала Люсинда. Неужели она и вправду на этой новой дикой земле под названием Техас обретет свой дом, семью, которая будет искренне заботиться о ней, обретет новую жизнь, в которой уже не будет сплетен, подозрений и косых взглядов в ее сторону. Она молилась, чтобы все было именно так.
— Да, ты права, он был приверженцем епископальной церкви, — сказал Прескотт. — Однако теперь это неважно. Мы женаты, и это все, что имеет значение.
— А эти милые малышки? — Эмми не могла не улыбнуться, когда она подошла к трем маленьким девочкам. — Они твои, Люсинда?
— Нет, мэм, они мои, — ответил Прескотт.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Эмми, и она удивленно посмотрела на Прескотта.
— Твои?
— Да, мои.
— Я всегда знала, что у тебя были довольно странные наклонности, Прескотт, — сказала Хлоя, — но, Боже мой, как ты умудрился стать отц… Я имею в виду… тебя не было здесь только один год, а самой младшей на вид можно дать по крайней мере года два.
— Так оно и есть, — сказал Прескотт, подойдя к трем маленьким светловолосым голубоглазым девочкам. — Элизабет — два, Виктории — четыре, а Александре — пять и скоро будет шесть. В этому году она уже пойдет в школу. Виктория хочет пойти вместе с ней, но мы с Люсиндой думаем, что ей следует немного подождать. По крайней мере хотя бы один годик.
— Но это все же не объясняет нам, каким образом ты стал их отцом, — сказал Пайн.
— О, это очень просто, — ответил Прескотт. — Я удочерил их.
— Удочерил их? — Эмми покачала своей седой головой в удивлении. — Боже мой! О Боже мой!
— Что случилось? — спросил Пайн.
— Мой маисовый хлеб, — сказала она. — Я только что вспомнила, что оставила его в духовке. Боже мой, надеюсь, он еще не сгорел.
Когда Эмми развернулась и побежала со всех ног в дом, Хлоя подошла к своей новой невестке и обняла ее.
— Мы так счастливы, что вы приехали к нам. Все вы.
— Спасибо, — сказала Люсинда.
— Прости, если мы показались сначала не слишком радушными. Просто все мы были так удивлены приездом Прескотта.
— Не говоря уже об его овце, — добавил Пайн.
— Я могу дать тебе объяснение, — сказал Прескотт.
— Я очень на это надеюсь, брат.
— Мы просто не ожидали, что он появится здесь на ранчо, — сказала Хлоя. — По крайней мере не так скоро. Мы только что получили письмо, которое он написал нам из Венеции.
— Вы только что получили его? — спросил Прескотт.
Пайн кивнул.
— Собственно говоря, только сегодня утром. Если бы я не поехал в город за покупками и не остановился у почты, мы никогда так бы и не узнали, что ты был в Венеции.
— Но я написал это чертово письмо уже больше трех недель назад, как раз тогда, когда мы уже собирались уезжать из Италии. Мы, возможно, прибыли бы сюда раньше, — если бы не сделали ту остановку в Барселоне.
— Боюсь, это была моя вина, — сказала Люсинда.
— Твоя вина? — спросила Хлоя.
— О, не надо, дорогая, не кори себя за это, — сказал Прескотт. — Если уж в этом и была чья-нибудь вина, то моя, а не твоя.
— Но ведь это именно я почувствовала себя плохо на палубе корабля. Вы с девочками, без всякого сомнения, только наслаждались этим морским путешествием.
— Это был просто приступ морской болезни с непривычки, вот и все, — сказал Прескотт, обняв свою жену за плечи, пытаясь подбодрить ее. — Конечно, тогда я подумал, что, может быть, у тебя раньше времени начались роды. И я не мог сидеть сложа руки, гадая так это или не так. Ты и наш малыш слишком много значите для меня, — он повернулся к Хлое, — однако все дело закончилось тем, что доктор, который осмотрел ее, сказал, что все в порядке, и что Люсинда должна относиться ко всему этому спокойно и наслаждаться путешествием. Что она и сделала, как только ей стало немного получше.
— Когда ты должна родить? — спросила Хлоя.
Прескотт просто засиял от счастья.
— В этом месяце. Вот почему мы оставили Европу и приехали домой. Я никак не могу допустить, чтобы мой первенец появился на свет иностранцем. Я хочу, чтобы он с рождения был техасцем. А единственное, что нужно было для этого сделать, так это привезти Люсинду домой. Надеюсь, маленькая мисс Присси не будет против, если придется разделить комнату с ее новыми кузинами.
— Не слушай его, Люсинда, — сказала Хлоя. — Твоему малышу не придется делиться ни комнатой, ни чем-либо другим с моей дочерью. У него или у нее будет своя собственная комната. Мы с Пайном уже не живем здесь в Трипле.
— Не живете? — спросил Прескотт.
— Нет, не живем, — ответил Пайн. — Мы переехали отсюда вскоре после того, как ты отправился в Англию. Теперь мы живем в доме Хлои. Только мы втроем.
— Это правда? — спросил Прескотт. — Я знаю, что это должно быть отлично для вас троих, но не могу понять, как на это согласилась тетушка Эмми. Ей, наверное, здесь очень одиноко без вас.
— Во-первых, мы живем не на другом краю света, — сказала Хлоя. — Наш дом совсем недалеко отсюда. И во-вторых, как тетушка Эмми может чувствовать себя здесь одинокой со всеми работниками ранчо, которых всегда полон дом. Мы с малышкой тоже зашли сегодня побыть с ней, пока Пайн ездил в город за покупками.
— Ужин готов! — послышался голос Эмми из дома. — Идите есть, пока все еще горячее.
Выражение величайшего восторга появилось на лице Прескотта.
— Леди, сейчас попробуете одно из величайших чудес в жизни — кулинарию моей тетушки Эмми!
Сразу же после ужина, когда Прескотт все еще сидел за столом, все добавляя и добавляя себе то жаренного цыпленка, то зеленых бобов и картошки-пюре, и маисового хлеба, приготовленных тетушкой Эмми, и запивая все это персиковым компотом, Хлоя и Пайн пожелали всем спокойной ночи и пошли со своей спящей дочкой к себе домой. Эмми помогла Прескотту с Люсиндой уложить в кровати трех маленьких девочек, пообещав, что завтра их ждет день, полный невероятных открытий и приключений. Люсинда предложила тетушке Эмми помощь с мытьем посуды, но та вежливо отказалась.
