Джейн Кренц - Безрассудство
Габриэль глядел на ее плечи, освещенные трепетным пламенем свечи.
— На тебе они будут великолепны.
Она быстро подняла глаза на него:
— Это ожерелье в самом деле принадлежит тебе?
Габриэль кивнул:
— Оно с самого начала было моим. Потом Бакстер захватил один из моих кораблей и украл его.
— И теперь оно вернулось к тебе, — торжествующе заключила Феба.
— Нет. — Он покачал головой. — Это ты нашла его, моя радость. Теперь оно принадлежит тебе.
Глаза Фебы расширились, словно в испуге.
— Ты… ты не можешь дарить мне такие подарки.
— Но я хочу подарить ожерелье тебе.
— Габриэль…
— Ты должна слушаться меня, Феба. И потом, до сих пор я еще почти ничего тебе не дарил.
— Не правда, — возмутилась она, — это не правда. А кто только что купил мне это замечательное платье?
Габриэль посмотрел на ее чудовищный наряд и расхохотался.
— Не вижу ничего смешного, милорд.
Габриэль продолжал смеяться. Неистовая радость, неудержимое веселье полыхали в нем, когда он смотрел на Фебу в этом дешевом нелепом платье. Она была прекрасна, словно принцесса из средневековой легенды. Ее огромные глаза лучились, улыбка сулила наслаждение страсти, принадлежавшее ему одному. Вся она принадлежала только ему.
— Габриэль, ты смеешься надо мной?
Он мгновенно успокоился.
— Нет, дорогая. Никогда. Ожерелье твое, Феба. Я предназначал его женщине, на которой женюсь.
— Той невесте на островах, которая тебе изменила? — подозрительно уточнила Феба.
Он подивился, кто мог ей рассказать об Оноре. Наверное, Энтони.
— В то время, когда я задумывал это ожерелье, у меня не было невесты. Я не знал, кому оно будет принадлежать, — честно ответил Габриэль. — Я хотел, чтобы у меня было под рукой ожерелье к тому времени, когда женюсь, точно так же, как мне нужен был подходящий девиз, чтобы передать его детям, когда они у меня появятся.
— Значит, ты приготовил родовые драгоценности заодно с родовым девизом. — Феба посмотрела на ожерелье, потом снова на мужа. — Я понимаю, ты хочешь как лучше, но я не могу принять от тебя столь щедрый подарок.
— Почему? — Он шагнул к жене, но она отступила, и Габриэль остановился. — Почему ты не хочешь? Я достаточно богат, чтобы делать такие подарки.
— Знаю. Но дело в другом.
Он снова двинулся к ней, вынуждая ее отступить к самой стене. Затем все же застегнул ожерелье у нее на шее, обеими руками обхватил голову Фебы и поцеловал в лоб.
— В чем же дело, Феба?
— Проклятие, Габриэль, не надо меня уговаривать. Я не хочу это ожерелье, мне нужно от тебя совсем другое, и ты знаешь что.
— И что же тебе нужно?
— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Мне нужно твое доверие.
Он улыбнулся:
— Значит, ты ничего не поняла?
— А что я должна была понять? — выдохнула она.
— Я верю тебе, дорогая.
Она посмотрела на него, и в ее глазах светилась надежда.
— Ты в самом деле доверяешь мне?
— Да.
— Несмотря на все наши разногласия?
— Быть может, именно из-за них, — сознался он. — Женщина, задумавшая обмануть меня, не стала бы все время шуметь по этому поводу. Тем более такая умница, как ты.
Феба улыбнулась, но губы у нее дрожали.
— Я не уверена, что это комплимент.
— Беда не в этом. — Голос Габриэля внезапно посуровел. — Беда в том, что я не знаю — и день за днем это разрывает мне сердце, — не знаю, будешь ли ты по-прежнему верить мне.
— Как ты мог хоть на минуту подумать, что я перестану доверять тебе, Габриэль?
— Все обстоятельства складывались против меня. Я не знал, предпочтешь ли ты верить старому другу, златокудрому Ланселоту, или твоему вспыльчивому, грубому, назойливому мужу с замашками тирана.
Феба нежно обняла его за шею. Глаза ее сияли любовью и озорством.
— Пожалуй, я пришла к тому же выводу, что и ты. В конце концов, если бы мужчина собирался соблазнить и обмануть меня, то вряд ли он стал бы вести себя так жестоко и деспотично.
Он мрачно усмехнулся:
— Ты так считаешь?
— Позволь мне все объяснить. Я в самом деле надеялась, что Нил не виноват, что он стал жертвой какого-то недоразумения, но ни на секунду не сомневалась в тебе, Габриэль. Сегодня, когда я висела на простыне между вами, я знала, кому должна довериться.
— А как ты поняла это? — радостно спросил он. Феба слегка прикоснулась губами к его рту.
— Нил сделал ошибку: он пытался до конца разыгрывать благородного и галантного рыцаря.
— Я слышал, — проворчал Габриэль.
— А ты вел себя как обезумевший от любви и от гнева муж, который во что бы то ни стало пытается спасти свою жену. Ты даже не пытался очаровать меня. Ты слишком волновался за меня, чтобы думать о пустяках.
— Боюсь, ты права. — Он сердито поглядел на нее. Феба негромко рассмеялась и обеими руками обхватила его лицо.
— Думаю, милорд, мы можем доверять друг другу во всех важных вещах.
Нежность и тепло ее глаз растворили в нем последние крупицы сомнения, и Габриэль ощутил неутолимый голод своей плоти.
— Да. Видит Бог, ты права, Феба. — И с чуть слышным стоном он подхватил ее и понес к кровати. Красные складки дешевого платья смялись под тяжестью его тела, когда Габриэль накрыл ее собой.
Глаза Фебы сияли из-под опущенных ресниц. Габриэль хотел бы утонуть в этом сиянии. Он начал целовать ее и целовал с безумной, неистовой страстью. Его язык проник внутрь ее рта с уверенностью, сулившей еще более теплое, более интимное проникновение.
— Мне никогда не насытиться тобой, — хрипло пробормотал он.
Он склонил голову, чтобы поймать губами нежный сосок, розовевший среди черных кружевных цветов.
Феба изогнулась, приподнимаясь навстречу ему с щедростью, которая разожгла уже пылавшую в Габриэле страсть. Он опустил до пояса платье, чтобы насладиться красотой и теплом ее груди. Феба распахнула рубашку Габриэля и осторожно погладила волосы на его груди.
— Я люблю тебя, — прошептала она, уткнувшись ему в щеку.
— Бога ради, не переставай любить меня. — Габриэль словно со стороны услышал мольбу в своем голосе. — Я не перенесу этого.
Он поднял юбку красного платья к самой талии. Дешевый сатинет блестел и переливался при свете свечи, словно итальянский шелк. Габриэль глянул на мягкие завитки волос, скрывавшие ее тайну, прикрыл их на миг рукой. Феба была уже влажная, она ждала его.
От его прикосновения Феба затрепетала. Габриэль почувствовал, как полыхает в ней жар. Он чувствовал, как поднимается жезл его плоти, и поспешно принялся расстегивать пуговицы, высвобождая его.
— Габриэль? Может быть, ты все-таки снимешь башмаки?
— Я не смогу ждать так долго. — Он задвигался между ее теплыми бедрами, прилаживая свое тело. — Держи меня. Держи и не отпускай. Не отпускай!
