Барбара Мецгер - Дуэль
– Ишь ты, ишь ты!
Пока обсуждали его будущее, Браун одержал верх над всеми спорившими. У него остановилось сердце. И спорившие стали решать, где похоронить негодяя.
Афина настаивала на погосте рядом с могилой матери Брауна и с памятником. Ренсдейл обязан сделать это для него.
Наконец ее брат согласился, после того как Йен сердито посмотрел на него. Лорд Марден предложил оплатить перевозку тела, потому что Ренсдейл не пожелал возвращаться домой со своим незаконнорожденным братом-негодяем.
– Ну вот, дорогая. Дело сделано. Теперь мы можем жить дальше. – Тут он заметил, что его рубашка становится все сырее и сырее. – Гром и молния, вы что же, опять плачете?
Она покачала головой, всхлипнула и засопела.
– Да, плачете. Вы ведь невредимы, а? – Он отодвинул ее от себя на расстояние вытянутой руки, осмотрел на предмет наличия повреждений. Волосы у нее рассыпались, платье было разорвано на плече, но маленькая царапина на шее уже не кровоточила.
Она покачала головой и взяла из его рук носовой платок.
– Только не говорите, что оплакиваете Брауна.
– Я не могу не думать о том, какой это был несчастный человек, но я об этом ничего не знала.
– А если бы и знали? Чем вы могли ему помочь? Отдали бы ему ваши карманные деньги? Предложили бы ему присутствовать на занятиях Троя? Его воспитанием и образованием должен был заниматься его отец. Ваш родитель не мог официально признать Брауна, но мог сделать его до какой-то степени джентльменом. Но предпочел не делать этого. Вы не в ответе ни за несчастную жизнь Брауна, ни за его смерть.
Она прочистила нос, отчего он стал красным. Щеки у нее тоже были в красных пятнах, глаза распухли. Йен подумал, что она самая красивая женщина из всех, кого он видел. Он решил, что будет думать так пятьдесят лет начиная с этого момента, даже когда волосы у нее поседеют, а лицо покроется морщинами. У нее все равно будут глаза, подобные летнему небу, и она все равно будет принадлежать ему.
– Не плачьте, любовь моя. Браун того не стоит.
– Но это был мой брат, такой же, как Спартак.
– Я понимаю, что вы плачете из-за вашего родства с Ренсдейлом, а не из-за потери Брауна. Он был всего лишь бешеной собакой, которую следовало убить.
– Вы никогда не поступите так, правда? Не отвернетесь ни от одного вашего сына?
Йен не мог не рассмеяться.
– Поскольку у меня никогда не будет сына, который не был бы одновременно и вашим сыном, дорогая, вам придется содействовать тому, чтобы наши сыновья росли так, как приличествует графским детям. В этом мы товарищи, не так ли?
Она снова была в его объятиях, и она улыбалась.
– Товарищи.
В тот вечер они отправились в Воксхолл, чтобы отпраздновать не смерть Брауна, а собственную свободу и радость. Вдовствующая графиня объявила, что они должны показаться в городе, чтобы положить конец слухам, которые непременно возникнут в свете. Капитан Бичем был доволен, что они поплывут туда на лодке.
Ренсдейл хотел покутить, чтобы прогнать дурные воспоминания. На самом деле ему хотелось провести одну ночь в садах наслаждений, прежде чем отправиться утром домой. Все знали, что его жена ни за что не одобрит такие фривольные развлечения, которые можно найти в Воксхолле с его музыкой, фейерверками и простецкими актерами, в Воксхолле, где чистая публика смешивается с простонародьем. Она явно не одобрила бы Дарк-Уок, где женщины с возможностями поджидали мужчин со средствами. Ренсдейл надеялся порезвиться напоследок, скрывшись от глаз сестры-цензора и шурина, внезапно ставшего воплощенной добродетелью.
Леди Дороти и Карсуэлл тоже думали не о приличиях, а только о том, как им улучить несколько минут и побыть наедине. После бесконечного количества романов Карсуэлл знал каждую уединенную ротонду и скрытую от глаз лужайку. Леди Дороти всегда очень хотела расширить свои знания, обретая новый опыт. Карсуэлл же просто очень хотел.
И Йен, и Афина предпочли бы провести вечер наедине, но Трой слишком долго сидел взаперти в четырех стенах, решила Афина, не знавшая, что Йен выходил с мальчиком из дома столько раз, сколько тому было по силам. Трой был в восторге, он шел развлекаться со взрослыми, пусть там и не будет лошадей. Уиггз решил, что ему тоже лучше пойти проследить, как бы мальчик не оказался в дурном обществе.
Оказавшись в саду, леди Дороти и Карсуэлл исчезли. Вдовствующая графиня, капитан и Ренсдейл отправились искать зарезервированный для них кабинет и заказать ужин. Афина, Йен и Уиггз вынуждены были идти медленно из-за Троя, не только потому, что он не мог быстро ходить. Мальчику хотелось посмотреть канатоходцев и жонглеров. Уиггз зацокал языком, но Афина посоветовала ему пойти и посидеть с остальными, если он не хочет помешать Трою развлекаться.
Йен улыбнулся. Он был уверен, что его жена в восторге от простых развлечений не меньше, чем ее юный брат. Когда они медленно шли к ротонде, его останавливали друзья и знакомые, которым хотелось узнать правду о слухах, распространившихся по городу. Они не обращали внимания на Троя, они не смотрели на этого увечного юношу, но Йен представлял его как героя дня, и Афину распирало от гордости за обоих своих провожатых.
Они ужинали, слушали музыку, а потом Йен и Афина впервые танцевали вальс как муж и жена. Танцевальная площадка была переполнена, и Йену не понравилось, что мужчины с вожделением посматривают на его супругу в серебристом платье с низким вырезом – он замечал это, когда ему удавалось самому отвести глаза от этого очаровательного зрелища. Он увлек ее обратно в кабинет, где они ужинали, и накинул на нее шаль.
Ренсдейл ушел, и Уиггз наслаждался прославленным араковым пуншем несколько больше, чем приличествует духовному лицу. Вдовствующая графиня дремала в своем кресле, а Трой с дядей обсуждали, где дают лучшее образование – в Оксфорде или Кембридже. Йен посмотрел на часы и на декольте своей жены.
Наконец настало время фейерверков. Они медленно прошли туда, откуда все смотрели на это зрелище. Трой устал, но был полон энтузиазма. Он опирался на костыли и смотрел как зачарованный. Йен не сводил глаз с жены, которая тоже была увлечена зрелищем. Когда оно закончилось, он взял ее за руку и шепнул на ухо:
– Я знаю, где мы можем устроить наш собственный фейерверк. Если только вы не «недомогаете», как было до сих пор.
Афина порадовалась, что темнота скрыла ее румянец, и еще больше порадовалась, что муж не меньше, чем она, жаждет возобновить их любовные ласки.
– Но мне не хотелось бы ехать в ваш кенсингтонский дом. Все время думать о других женщинах, которых вы там принимали.
Йен получше укутал Афину в кашмирскую шаль и сказал:
