Жюльетта Бенцони - Новобрачная
Когда наконец наступил этот вечер, которого так ждала и боялась Мелани, старый дом мадам де Жан-лис совершенно преобразился, достигнув степени совершенства того века, когда женщина была королевой, а искусство жить – просто хорошим тоном. Во всех комнатах благоухали огромные букеты роз, лилий и орхидей. Лакеи в напудренных париках зажигали длинные свечи. Казалось, душа дома, освободившись на один вечер от громоздкой мебели начала века, постепенно оживала с каждой свечой. В салоне музыканты струнного оркестра настраивали свои инструменты и наигрывали ариэтту Моцарта, а из кухни доносились восхитительные запахи. Там целая армия нанятых на этот день поваров трудилась над меню, которое бы пришлось по вкусу самому Гримо де ля Реньеру. Вечер был теплый и тихий, поэтому балконные двери, выходящие в сад, были открыты. Оттуда доносились ароматы липы, акации и бузины.
Стоя у окна, Мелани вдыхала эти ароматы и наблюдала, как оживает, как будто прощаясь с ней, дом ее детства, куда она, возможно, больше никогда не вернется. Все уже было готово. Она закрыла дверь на ключ, чтобы переодеться, не обращая внимания на неоднократные попытки горничной зайти к ней.
Когда та постучала в очередной раз, она пошла ей открыть, предварительно накинув на плечи легкий пеньюар, в котором обычно причесывалась. Анжела влетела в комнату, как пуля:
– Мадам маркиза уже одета? – воскликнула она таким тоном, как будто ее оскорбили. – Но это невозможно!
– Почему же? Я уже давно все делаю сама, и вы это прекрасно знаете. А вы должны меня причесать…
Больше не говоря ни слова, она села за туалетный столик, на котором были разложены щетки с ручками из слоновой кости и стояли хрустальные флаконы. Анжела оглядела ее критическим взглядом:
– Мадам маркиза выбрала это платье? Что вам пришло в голову? Позволю себе заметить, что оно вам не идет.
– Вы так думаете? А я считаю, что оно идет. Кроме того…
– Вы должны послушать Анжелу, дорогая, – услышала она с порога голос Франсиса. – Этот розарий на платье очень полнит вас и делает похожей на кормилицу. Что это вам пришло в голову? Я уверен, что у вас есть более подходящие туалеты.
– Удивительно, что это платье вам не нравится! А ведь это вы выбирали с матерью, когда готовили мне приданое.
– Вы ошибаетесь, я не всегда при этом присутствовал. Анжела, пойдите принести что-нибудь другое. Этот наряд напоминает временный алтарь на празднике Тела Господня!
Камеристка уже направилась к гардеробу, но Мелани остановила ее.
– Оставайтесь здесь. Я не собираюсь переодеваться. Прошу вас, Франсис, позвольте мне одеться так, как я хочу. Я действительно обещала матери, что надену это платье сегодня.
– Какая нелепость! Вы будете похожи на компаньонку. Посмотрели бы вы на свою мать! Она вся в снежно-белом и блистает бриллиантами.
– Мой розовый жемчуг будет смотреться ничуть не хуже, – ответила Мелани со смехом, который показался ей легкомысленным. – И кроме того, ей так хочется выглядеть лучше всех! Почему вы хотите лишить ее этого удовольствия?
– Да потому что это в вашу честь устроен праздник, и я хочу чтобы моя жена выглядела отлично и была мне под стать. Мне совсем не хочется, чтобы все подумали, что я женился на простолюдинке. Черт побери, ведь вы маркиза де Варенн! А не деревенская цветочница. Переоденьтесь!
– У меня уже нет времени!
– А мы поможем вам!
Он схватил пеньюар, и его легкая ткань разорвалась в его нетерпеливых руках. Тогда, поняв, что он сейчас ее разденет и увидит второе платье, Мелани вырвалась из его рук и сильно толкнула его, так что он пошатнулся. Потом бросилась из комнаты. В голове ее билась только одна мысль: вырваться из дома, даже если придется драться со слугами и первыми гостями!.. Она уже была у лестницы, когда Франсис догнал ее и обхватил обеими руками, рискуя полететь вниз по белым мраморным ступеням.
Поняв, что ее захватили в плен, Мелани стала отчаянно бороться, кусаться, царапаться и драться кулаками, чтобы освободиться. Она готова была его убить, если бы могла, и бой какое-то время шел на равных, но вдруг она закричала от боли: Франсис схватил ее за волосы и изо всех сил потянул. Слезы покатились у нее из глаз. Но она все еще не считала себя побежденной, стараясь толкнуть своего палача и полететь вместе с ним по ступеням, хоть это и грозило ей гибелью. И вдруг кто-то крикнул:
– Хватит! Разнимите эту парочку, но будьте осторожны: этот мужчина опасен!
В большом вестибюле, украшенном цветами, стоял комиссар Ланжевэн в своем обычном плаще и наблюдал эту сцену. Целый кордон полицейских выстроился позади напудренных слуг в ливреях, державших подсвечники. Человек в котелке освободил Мелани, и она сразу упала на ступеньку, а в это время снизу послышался крик ужаса:
– Что все это значит?
Вся в шантильских кружевах и страусиных перьях, усыпанная бриллиантами, Альбина с ужасом смотрела на происходящее. Тогда полицейский, сняв шляпу, коротко ответил:
– Комиссар Ланжевэн из службы Национальной безопасности. Мне кажется, мадам, мы с вами уже встречались?
– Я знаю, но что вам надо у меня в этот час? Разве вы не видите, что мы даем прием? Вот-вот приедут гости…
– Не знаю, пропустят ли их сюда. Прошу прощения, но я приехал, чтобы произвести арест…
– Арест?
Захрипев, мадам Депре-Мартель упала в обморок посреди своих кружев и перьев. К ней тотчас же бросилась Анжела, а полицейский, оставив Мелани, заставил Франсиса подойти к комиссару, чей голос, подобно трубе ангела на Страшном суде, провозгласил:
– Адриано Бруно, именем закона, вы арестованы. Вы обвиняетесь в убийстве маркиза де Варенна и в попытке убийства господина Тимоти Депре-Мартеля!
– Не прикасайтесь ко мне!.. Я запрещаю вам… – рычал обвиняемый, пока трое полицейских надевали на него наручники. – Вы сошли с ума! Вам это дорого обойдется! Сотни людей могут вам подтвердить, что я…
– Хватит блефовать, Бруно! Твоя песенка спета! Мы уже арестовали твоего сообщника Марио Капрони, и он во всем признался…
– Я не знаю этого человека, и вам не удастся заставить поверить в эту историю моих друзей из магистрата. Сегодня вечером здесь должен быть президент…
Он не закончил фразу. В этот момент в старинной застекленной двери показались трое новых персонажей, один из которых сидел в инвалидной коляске. И псевдодворянин отступил, как Дон-Жуан перед статуей Командора, при виде похудевшего, но все еще могучего старого Тимоти Депре-Мартеля. Антуан Лоран толкал коляску, а рядом шел Оливье Дербле, очень бледный, с палочкой, но на своих ногах.
– Да, да, это я! – насмешливо произнес старик. – Меня, оказывается, не так просто убить, а?
