Ирина Мельникова - Александра – наказание господне
Кирилл бросил на кресло рядом с Павлом небольшой сверток и только теперь заметил заспанного приятеля.
– Что ты тут, позволительно узнать, делаешь? – удивился Адашев.
– Жду не дождусь одного друга, который в последнее время свои обещания забывает выполнять. – Павел потянулся и встал. – И с чего-то вдруг заинтересовался бедной горничной...
– Сейчас я буду беседовать с этой бедной горничной, и, надеюсь, тебе станет понятно, почему я не сдержал свое слово! – Кирилл отошел к столу и улыбнулся. – Думаю, ты к вечеру познакомишься со своим неуловимым дикарем.
В дверях показалась Серафима, Верменич отметил несвойственную ей бледность и некоторое замешательство в зеленых глазах. Князь, подойдя к ней, взял за руку и вывел на середину кабинета:
– Итак, сударыня, потрудитесь объяснить, куда по утрам исчезает ваша хозяйка и почему через окно детской, а не через двери, как заведено в этом доме?
Кирилл сел в кресло, а горничная продолжала стоять, не решаясь поднять глаза.
– Ну-с, голубушка, утром я обещал отправить тебя в чулан и сделаю это с величайшим удовольствием, если не объяснишь мне, почему мадемуазель Александра вздумала-превращаться в дикаря и выводить из строя известного вам господина?
Серафима, бросив быстрый взгляд на приобретшего злодейский вид барина, не сдержавшись, ухмыльнулась, но тут же вновь вошла в образ бедной сиротки. Сраженный наповал последним заявлением друга, Павел молчал, но Кирилл не собирался сдаваться. Поднявшись и сложив руки на груди, он навис над горничной.
– Серафима, я прикажу сейчас запереть тебя в комнатах наверху, и ты ничем не сможешь помочь мадемуазель Александре. Не думаю, что она осмелится вернуться в избушку на озере, мороз крепчает, а она в костюме, который совсем не подходит для нашей зимы. В последний раз тебя спрашиваю, ты будешь отвечать?
– Буду! – едва слышно прошептала девушка, снова быстро посмотрела на Павла и перекрестилась. – Ей-богу, ваша светлость, нам чего дурного барышня не замышляла, просто мы не хотели, чтобы барин поехал к Волоцким. Тогда бы вы узнали, что барышня рисует себе веснушки...
– Зачем это понадобилось? – Князь растерянно оглянулся на Павла. – Ты что-нибудь понимаешь? Впервые встречаю красивую девушку, которая намеренно уродует себя.
– Значит, я был прав! – Павел окончательно восстановил душевное равновесие и тоже подошел к Серафиме. – Теперь я понимаю твои намеки насчет царевны-лягушки, но объясни нам, дорогая, какие цели вы преследовали, когда устраивались на работу в княжеский дом?
– Мадемуазель Александре было очень нужно это место, но ее внешность всегда была помехой при найме на работу, вот мы и придумали поступить подобным образом.
– Но ведь гораздо проще было сознаться во всем?
Серафима насупилась:
– Об этом спросите у барышни, а я вам и так слишком много сказала.
– Ну что ж, и на этом спасибо! – вздохнул князь. – Но ночевать тебе сегодня придется в другой спальне, а компанию тебе составят два юных злоумышленника, чтобы неповадно им было отца в дураках оставлять!
Кирилл крикнул дворецкого, и провинившаяся горничная отправилась в заточение на пару с младшими отпрысками рода Адашевых.
– Сейчас ты, надеюсь, объяснишь мне, что происходит в твоем доме? – Павел положил руку на плечо товарища. – Начни с того, как эти девицы умудрились прознать, что я собираюсь навестить Волоцких?
– Это мне неведомо, но одно я знаю точно: сегодня я видел самую красивую из всех женщин когда-либо встречавшихся мне! Теперь уразумел, дурья твоя башка, почему она так держалась на балу и не боялась присутствия Серафимы рядом с собой?
– На твоем месте я бы не сходил с ума от счастья раньше времени, а прежде разузнал как следует, откуда она, кто ее родители...
– Слушаю тебя и ушам своим не верю, Павлуша! Совсем недавно ты меня убеждал, что лучше Саши девушки нет на свете, теперь советуешь повременить, а если я не могу ждать, если я боюсь ее потерять?
– Вот поэтому сделай, как я тебе советую, честно сказать, я тоже в этом каким-то образом заинтересован.
– Каким же, если не секрет?
– Извини, братец, но пока ничего определенного сказать не могу. Знаю только наверняка, что у меня появился повод обдумать сегодня ночью перспективы моего житья-бытья. – Павел взял в руки сверток, который Адашев оставил на кресле. – Это та самая лягушачья кожа.
– Верно, и сейчас мы предадим ее огню, как того сказка требует! – Князь рассмеялся и бросил сверток в камин. Пламя жадно набросилось на платье, через несколько минут от него осталась лишь горсточка золы. Кирилл задумчиво посмотрел на друга. – Ты представить себе не можешь, как я боюсь встречи с Сашей! А вдруг я только льщу себя надеждами, и она действительно равнодушна ко мне? Или хуже того, она решила не возвращаться, обнаружив, что краски больше нет и платье исчезло?
– Да успокойся ты, ради Бога, Кирюша. Податься твоей Александре без денег, без нормальной одежды некуда. Сообщница у нее чахнет в темнице. Подумает она подумает, да и сдаст себя на милость победителя!
– А если она вернется затем, чтобы забрать свои вещи и потихоньку улизнуть?
– В таком случае советую тебе сегодня не спать и караулить, когда она придет. Она для этой цели окно в детской использует?
– До этого я и без тебя, mon ami, додумался! Потому Серафиму и детей оттуда убрал!
– Ну, желаю тебе ни пуха ни пера! – Павел обнял товарища и ехидно усмехнулся. – Поймаешь ее, держи крепче, а то, как в сказке, придется потом искать где-нибудь за тридевять земель, в тридесятом царстве...
Приближалась полночь, а Саша так и не появилась. К вечеру в конюшню вернулся Алтан-Шейх, но девушка исчезла, хотя пешком она далеко уйти не могла, Кирилл подозревал, что она скрывается где-то поблизости и не без помощи слуг или няньки. Подозрение это закралось у него в тот момент, когда он заметил маленькую сухонькую фигурку, мелькнувшую на заднем дворе с узелком в руках.
Кроме Павла никто не знал, что в детской устроена засада, комнату он запер на виду у прислуги, а попал в нее все тем же испытанным способом – через окно. Много времени провел он на жестком неудобном стуле, сжимая в руках карманные часы и с тоской взирая влитый лунным светом сугробы и деревья в парк.
Постепенно на смену волнению и радости ожиданию встречи с желанной женщиной все чаще стали накатывать волны отчаяния, и он корил себя за свои действия. Зачем ему вздумалось выливать эту злосчастную краску и забирать платье? Не лучше было бы, и безопаснее к тому ж, дождаться ее возвращения, вызвать в кабинет и под гнетом неопровержимых улик заставить во всем признаться. Или, наоборот, никуда не уезжать и встретить Сашу на пороге хижины.
