Элизабет Чедвик - Летняя королева
Тьерри нахмурился и подтянул портупею.
– Я бы посоветовал вам не торопиться, сир. Если вы согласитесь, это навредит вашему престижу. Люди станут говорить, что вы не способны удержать жену, что ее увел другой мужчина, пусть даже этот другой – родной дядя. И тогда аквитанцы пойдут за Антиохией, а не за Францией. По закону вы властитель Аквитании, но, если королева даст вам развод, ваше положение пошатнется.
– Она словно шип розы, засевший в моем боку. – Людовик скривился. – И это особенно больно, потому что я до сих пор помню красоту цветка.
– Много красивых приманок посылает дьявол, чтобы причинить нам вред, – сказал Тьерри. – Вспомните, как красива блестящая кожа гадюки, но укус змеи смертелен. И разве не змий соблазнил Еву отведать плод от древа познания, и разве не она потом заставила Адама откусить от него?
– Напишу Сугерию, – со вздохом сказал Людовик. – Спрошу у него совета, но ты прав. Ей пока не следует оставаться в Антиохии.
– Я также считаю, что не стоит приводить всю армию в Антиохию. Пусть лучше они присоединятся к нам по пути.
Людовик прищурился:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сир, до меня дошли тревожные слухи.
– Какого рода?
Тьерри скривился, будто хлебнул уксуса:
– Полагаю, что правитель Антиохии что-то замышляет против вас.
– Полагаешь или знаешь? – Дыхание Людовика участилось, паника сковала грудь.
– Я видел, как князь пытался всадить клин между вашими людьми. Он нашептывает красивые слова на ухо вашему брату и в то же время сговаривается с королевой. – Тьерри говорил, не скрывая отвращения. – Подозреваю, что Раймунд с королевой вели себя неприлично наедине. Я видел, как они сидели рядышком, словно любовники, а вокруг никого не было из слуг, все давно легли спать. – Он чуть не захлебнулся слюной. – Они обнимались на моих глазах. Она и с другими мужчинами ведет себя неприлично. Жоффруа де Ранкон оставался в ее покоях за полночь, перед тем как покинуть Антиохию, и мои шпионы докладывают, что расстались они с нежностью. Невольно напрашивается мысль, было ли случайностью то, что случилось с авангардом на горе Кадмос.
Людовик в ужасе уставился на него:
– Христос и все святые, ты уверен?
– Сир, я бы и словом не обмолвился, если бы не серьезные сомнения. Мое слово такое: нужно покинуть Антиохию в ту же секунду, как наша армия окажется на подступах, и взять курс на Иерусалим, а королева поедет с нами. Если она будет с вами, ее дядя не осмелится двинуть свои силы против нас, а куда бы ни поехала королева, аквитанцы последуют за ней, как верные псы.
Людовик дернул кадыком:
– Что конкретно ты советуешь?
– Продумать, как украдкой отправиться в путь, когда получим сведения, что войска приближаются. Придется действовать быстро и посвятить в наши планы только тех, кому мы доверяем. Раймунд не сможет вас остановить, как и помешать вам забрать с собой свою жену. Вы должны оградить ее от его влияния и держать при себе, чтобы у нее не было возможности строить заговоры и плести интриги.
Людовику стало плохо. Он никак не мог осознать чудовищность того, о чем твердил Тьерри. Король не желал в это верить, но в то же время тамплиер был его глазами и ушами и мог учуять заговор, как крыса, идущая на запах вонючего сыра. Он давно почувствовал опасность, и новость его не удивила, но очень испугала.
– Позвольте мне разобраться с этим, сир, – вкрадчиво продолжил Тьерри. – Я сделаю так, что королева будет готова к походу в нужный момент.
Людовик облегченно кивнул.
– Ты всегда знаешь, как лучше поступить, – смирился он.
Глава 31
Антиохия, март 1148 года
Приближалась ночь, и Алиенора велела своим дамам не закрывать ставни, чтобы впустить хоть какой-то ветерок. Где-то в этой бескрайней, испещренной звездами темноте продолжал путь Жоффруа. Она вспомнила их разговор о звездах на равнинах Венгрии, надеясь, что он не встречает препятствий на своем пути.
Утром она побывала в церкви Святого Петра, пожертвовала серебро и помолилась о благополучии Жоффруа и их ребенка. Ей хотелось, чтобы Людовик поскорее отправился в Иерусалим, и тогда она сможет ослабить бдительность и насладиться покоем. Прикрывшись квадратом вышивки, над которым работала, она опустила ладонь на живот и прошептала ребенку слова любви и утешения.
– Вы что-то сказали, мадам? – встрепенулась Гизела.
– Это я сама с собой, – ответила Алиенора. В последние дни Гизела вела себя странно: вздрагивала от малейшего шума и в то же время о чем-то сосредоточенно думала. – Тебе совсем не обязательно оставаться в Антиохии со мной, – сказала королева. – Я не запрещаю тебе ехать с королем.
– Я знаю, мадам.
– Тогда что с тобой такое? – резко спросила Алиенора, начиная терять терпение.
– Ничего, мадам, я просто устала. – Гизела посмотрела на свое рукоделие и прикусила губу. – У меня весь день болела голова. Можно мне, с вашего позволения, выйти и подышать свежим воздухом?
– Да, но только не задерживайся. Я скоро лягу спать.
Гизела поднялась, накинула плащ и вышла из спальни.
Алиенора повернулась к Амарии:
– Как ты думаешь, у нее есть любовник?
– Если и есть, то не представляю, кто бы это мог быть. – Служанка удивленно изогнула брови. – Я лишь раз видела, как она разговаривала с оруженосцем Тьерри де Галераном, но тот молодой человек вряд ли склонен к флирту.
Алиенора вспомнила сурового юношу с большим кадыком и рябым лицом.
– Значит, шпионит, – заключила королева, и сердце у нее упало: неужели никому нельзя доверять?
Амария пожала плечами:
– Вполне вероятно, мадам.
– По-твоему, она знает о ребенке?
– Возможно, что-то подозревает, но доказательств у нее нет.
Алиенора поджала губы. С тех пор как королева поняла, что беременна, она тщательно пеклась о подтверждении месячных, пачкая тряпки куриной кровью, которую тайком приносила в плошках Амария.
Гизела вернулась с прогулки раскрасневшаяся, с сияющими глазами. Алиенора не знала, что и думать. Возможно, у девушки действительно появился возлюбленный. Если ей удавалось скрывать беременность, то и Гизела не уступала королеве в умении хранить тайны. Вероятно, ее избранник не христианин или принадлежал к низшему сословию, потому и приходилось утаивать роман. Алиенора решила докопаться до правды на следующий день.
Королева удалилась к себе вместе с Амарией и Мамилей, помогавшей расстилать постель, а Гизела тем временем готовила комнату девушек – гасила лампы, прибирала рукоделие. Амария расчесывала волосы Алиеноры, приглаживая ладонью каждую прядь, отчего та лоснилась тяжелой золотой волной.
